Выбор Донбасса, Коллектив авторов

Выбор Донбасса

на обложку

Коллектив авторов

Шрифт:

Вселенная выросла, вместе с тобою взрослея,

Но, кажется, скоро

Придуманность эта исчезнет,

Как ветер, как утро, как гулкость озябших ступеней…

* * *

В этом пространстве выжить — полдела,

Это пространство опухших вен.

Ты ничего рассказать не успела,

Но успел сгореть Карфаген

Твои соседи ходят строем,

Твои соседи боятся ночей,

Ночи звучат отголосками боя,

Криком

раненых, звоном мечей.

Солнце спускается, воет ветер,

Скрипит телега под песни волков…

Если мы с тобой куда-то и едем,

Мы едем через Ростов…

Мария

Мария красива, потому что она Мария,

Потому что она существует в написанных кем–то полотнах.

Она королева эфира, вырывающегося из диглоссии

Несказанных слов, мелодий свинга, души бесплотной.

Мария ходит в красивых одеждах, а иногда без оных,

И это важно — она гармонична в обнаженности времени,

И утром ее согреет кофе, озвученный в телефоне

Вчерашнего дня, прожитого келейно

В разговорах с подругой, в заботах о хлебе насущном,

В прикосновеньях дождя и бездушных прохожих...

Мария, завтрашний день будет намного лучше:

Он будет пульсировать в венах под тонкой кожей.

И ступа ступеней отзовётся гулко в этом пульсе,

И пятен не будет на солнце, но будут на небе,

Которое исполнено по всем законам искусства.

И как тут поверить в то, что ты не Небыль?

Привычность

Я становился привычен, как утренний кофе,

Как гулкое уханье лифта, везущего на работу,

Как врач, для которого и витамины, и морфий —

Всего лишь лекарства. Я вышел на автопилоте

Из дома, увидев свое отраженье в витрине напротив

Подъезда и гору, похожую чем–то неназванным на Голгофу.

Я шёл повторяемой фразой навязчивой песни,

в которой другие слова почему–то забыты.

Автобусный призрак катился со мной бестелесным,

Мечтая приехать хотя бы к рассвету на Крытый.

Я ехал, привычный, по улицам светом залитым

В автобусе зимнем, обыденном, неинтересном.

Я ехал, придуманный кем–то в молчанье квартирном,

В стихах, сочиняемых ночью, как перед расстрелом,

И люди напротив сидели в протертых мундирах.

В кармане звенела вчерашнего вечера мелочь,

А я становился обыденных вин виноделом

В твоём не зашторенном мире

Питерско–донецкое

Да,

мне говорили, что после дождя будет радуга,

Что вырастет небо в глазах, переполненных грозами,

Что озеро это карельское названо Ладогой,

Что можно об этом писать изумительной прозою.

Да, мне говорили, что все как-нибудь образуется,

Что все обязательно станет балтийским и питерским,

И я беспокойно ходил по написанным улицам,

Пытаясь принять петербуржского вечера истины.

Да, мне говорили, что это обычное варево

Поэзии, прозы, Ахматовой, Блока и Белого.

А я по окраинам долго шатался с гитарою

Сидел у знакомых и песни свои переделывал.

В пельменной на Охте обедал, пил кофе на Лиговке,

И дождь моросил монотонно, хорейно-ямбически,

А ты между строчек дождя оставалась красивою,

Наверно, тебя сочинили журнальные критики.

Пора на покой, в моей комнате лампа настольная

Сгорает свечой. Эта книга до завтра забудется.

А утром — маршрутка, вахтерша, всегда недовольная,

И полные страсти и смысла донецкие улицы.

Елизавета Хапланова (Макеевка — Казань)

ОТ ИМЕНИ ВЫЖИВШЕЙ

Посвящается горловчанке Татьяне Булаевой, 14 ноября 2014 года во время артобстрела потерявшей мужа и двух детей, и пока не пришедшей в сознание… (умершей через 2 дня).

Господи, крошево битой Надежды

Пусть растворится в запахе йода…

Вера

былая

разбита

небрежно.

…Рвётся душа в небеса, на свободу!

Господи, стоят ли эти затраты

Жизни, что жизнью назвать не решусь я?!

Ленты

бинтов…

Медицинских халатов