Выбор Геродота
Шрифт:
Прижавшись лицом к ее плечу, вдохнул сладковатый аромат кожи, пахнувшей бальзамом из оазиса Эйн-Геди на берегу далекого Соленого моря.
Не сдержавшись, прошелся губами по мягкой внутренней стороне предплечья. Эльпиника, еще не до конца стряхнувшая с себя сон, улыбнулась уголками рта.
Наконец она прошептала: "Привет".
"Привет", — нежно откликнулся Кимон.
На него снова накатило ощущение безмятежного счастья, которое он испытывал каждый раз, просыпаясь рядом с сестрой. Ему казалось, что никто и никогда не отнимет у него этих щемящих сердце мгновений.
Кимон
Эльпиника приезжала и уезжала в форейоне с задернутой занавеской, чтобы не провоцировать завистников на болтовню. Все-таки даже в распущенных Афинах любовная связь сестры с братом считалась запретной, а значит, могла вызвать публичное осуждение.
Кимону, разумеется, обвинения в кровосмешении были ни к чему. После смерти отца он начал политическую карьеру, став соратником главы аристократической партии Аристида Справедливого. Поймав Кимона на серьезном проступке, недоброжелатели в Народном собрании могли серьезно испортить жизнь молодому политику.
После неудачного похода на остров Порос отец умер, но наложенный на него Народным собранием штраф в пятьдесят талантов остался висеть на сыне. Кимону грозило частичное поражение в правах — атимия.
Эльпиника как бы невзначай положила руку ему на бедро. И Кимон сразу забыл обо всем на свете. Молодое тело мгновенно откликнулось на прикосновение сладкой судорогой.
Задохнувшись от охвативших его чувств, он обнял сестру, давая волю рукам, губам, все глубже погружаясь в пучину неукротимой безудержной страсти…
Потом она, не стесняясь брата, присела над тазом. Совершив омовение, тщательно вытерлась полотенцем. А он не мог отвести от нее глаз — каждое движение сестры казалось ему совершенным и вызывало желание.
Вскочив с ложа, Кимон хищно схватил ее, снова бросил на покрывало. Эльпиника для вида сопротивлялась, со смехом колотила его кулачками, и вдруг быстро задвигала бедрами, забилась с утробным звериным стоном, впившись ногтями ему в спину…
Над ипподромом стоял гул.
Возвышавшиеся лесенкой ярусы пестрели разноцветной одеждой. Эвпатриды возбужденно переговаривались, обсуждая скачки: и на этот раз ни один из заездов не обошелся без столкновений, жертвы тоже были.
Пыль после гонки запряженных конной парой биг еще не осела, а перед запорными воротами уже выстраивались квадриги. Возле поворотного столба на дальнем конце беговой дорожки рабы спешно убирали обломки колесницы, оттаскивали в сторону покалеченную лошадь. Труп колесничего уже отнесли в подвал.
Каллий азартно повернулся к Кимону:
— Ну, сейчас начнется… Видишь вон того черного парня на синей квадриге?
Когда Кимон кивнул, он продолжил:
— Это египтянин Боло, мой лучший колесничий. Он больше ста заездов выиграл. Смерть его не берет. А сам уже пятерых угробил. И каждый раз на повороте. Мастер тарана.
Восемь квадриг выстроились в ряд. Половина из них была обтянута красной кожей, половина — синей. Спонсором красных выступали
Рабы замерли по краям дорожки у опорных столбов, ожидая команды судьи. Разноцветные флажки свисали с обеих перекладин, подметая концами гравий.
Наконец прозвучал глухой протяжный стон раковины. Рабы резко потянули за тросы. Концы перекладин взметнулись вверх. А от белой меловой линии уже рванули колесницы.
Возницы бешено нахлестывали коней. Красные и синие плюмажи дрожали над оскаленными лошадиными мордами. Едва не задев головами перекладины, кони вырвались на беговую дорожку. Первые двадцать локтей набирающие скорость колесницы шли вровень друг с другом.
Затем ком из крупов, мелькающих ног и вертящихся колес начал растягиваться. Казалось, статуи небожителей на разделительном барьере удивленно поворачивают головы вслед колесницам.
Гонку возглавил египтянин. Он стоял на площадке, широко расставив ноги и слегка согнувшись. Вожжи Боло держал в левой руке, при этом правой охаживал то одного коренника, то другого длинным ивовым прутом.
Красная колесница отставала от лидера гонки всего на две головы. Кони бешено косились друг на друга. Копыта выбивали из вымостки мелкие камешки. Сидевшие в первом ряду магистраты спешно отворачивались, чтобы уберечь глаза.
Колесницы промчались мимо трибун. Облако пыли приблизилось к поворотному столбу. Внезапно одна из синих колесниц задела барьер. Колесо криво завиляло. Возница натянул вожжи, пытаясь сбросить скорость.
Когда кони перешли на рысь, колесо все-таки отвалилось. квадригу перекосило, она некрасиво заскребла осью по гравию, а возница вывалился наружу.
Кувыркнувшись через голову, он поднялся и под свист и улюлюканье зрителей направился к трибунам. Рабы бросились выводить упряжку с дорожки.
Гонка продолжалась. На втором повороте красный подрезал синего. Кони с синими плюмажами шарахнулись к барьеру, но возница сумел выровнять квадригу. Пытаясь вернуться к центру дорожки, он резко взял вправо. Колесницы сцепились бортами. Теперь уже обоим возницам пришлось удерживать коней. Так они и остановились, тесно прижавшись друг к другу, пропуская соперников вперед.
Второй круг пять оставшихся колесниц прошли почти вровень. Но на третьем обстановка накалилась. Боло по-прежнему возглавлял гонку. Его товарищ по команде начал отставать.
Трое красных догоняли. Один из них перед самым поворотом сунул пристяжному египтянина прут под брюхо. Конь шарахнулся, ударившись боком о коренника. Четверка сошла с прямой, но египтянин, орудуя вожжами, сумел ее выровнять.
Когда до поворотного столба оставалось всего ничего, Боло обернулся и резко ударил прутом пристяжного коня соперника по глазам. Теперь уже кони с красными плюмажами шарахнулись в сторону.
Колесница налетела на столб. Раздался треск, цепь-нашильник порвалась, дышло с окованным бронзой комлем перекосилось. Колесницу подбросило. Возница с криком взмыл в воздух. Пролетев несколько локтей, он рухнул на гравий. Потерявшая управление упряжка поволокла разбитую колесницу в сторону.