Выбор Геродота
Шрифт:
Потом добавил:
— Ну, с Гераклом все ясно — это величайший эллинский герой. Но почему дориец решил обратиться к истории Ионии? Ведь дорийцы и ионийцы извечные враги.
— Так это когда было, — не согласился Паниасид. — Я в "Ионике" как раз и рассказываю о мессенцах Кодре и Нелее, которые в древности защищали Аттику от дорийцев.
Он подхватил с блюда горсть маринованных оливок, после чего снова заговорил:
— У нас в Галикарнасе ионийцев пруд пруди, потому что до Милета рукой подать. Мы все — ионийцы, эолийцы, дорийцы и карийцы — живем бок о бок уже не одну сотню лет, поклоняемся Аполлону Триопийскому, поэтому
Софокл жестом остановил галикарнасца, после чего попросил слугу заменить опустевшую ойнохою полной.
— Эта за мой счет, — запротестовал он, когда увидел, что Паниасид собирается расплатиться за вино, — ты все-таки мой спаситель, и я хочу тебя отблагодарить. Извини, что я тебя прервал…
— Так вот… — Выпитое вино развязало галикарнасцу язык. — Мне, конечно, пришлось попотеть, потому что "Ионика" — это историческая поэма. Ни Гесиод, ни Гомер так не писали. Получается, что я не просто аэд… Даже не знаю, как меня назвать, историческим эпиком, что ли… Единственное, что я заимствовал у Гомера — так это эпический диалект, только его сначала изучить пришлось, чтоб не опозориться. Потом…
Он осушил свою глиняную кружку-хою. Софокл с Геродотом последовали его примеру. Паниасид увлеченно рассказывал:
— Где взять исторические сведения? Ведь с дорийского нашествия утекло много воды… Ясное дело, у эсимнета Галикарнаса хорошая библиотека, только в ней мало записей по истории Эллады. Галикарнасцы — подданные Ксеркса, поэтому основная часть библиотеки содержит сведения о нем самом, его отце Дарии и деде Кире Великом. Мы с Геродотом, конечно, многое из того, что там было, прочитали…
Заметив недоумение на лице афинянина, он с кривой усмешкой пояснил:
— Сословные привилегии… Сейчас дела у многих галикарнасцев идут неважно, потому что Лигдамид ввел непомерную подушную подать. Но пару лет назад деньги в наших семьях водились. Так что у нас с племянником был годовой платный абонемент на посещение библиотеки.
Паниасид понизил голос до шепота:
— Нашлось там кое-что и про знаменитые битвы: при Эвбее, Марафоне, Саламине, Платеях, Микале… Эллины, конечно, победили, но… Сам понимаешь: ход событий в трактовке персов отличается от официальных сведений Буле. Персидская полевая разведка работает хорошо. Ей, например, стали известны данные о реальных потерях Мильтиада при Марафоне, а еще — какими методами Фемистокл выбивал деньги из знатных афинских семей на постройку флота. Мы также наткнулись на протоколы переговоров Аристида с полисами — членами Делосской симмахии и его отчет о тратах сокровищницы из храма Аполлона на Делосе. Узнали много интересного… Там были имена предателей из Аргоса, Фив, Дельф, с островов Эгеиды, которые отказались воевать с Дарием. Геродот, когда добрался до этих манускриптов, стал сам не свой. Память у него отменная: прочитал один раз — как в камне высек.
Паниасид показал пальцем на племянника:
— Теперь он бредит историей. А вот что делать дальше, к чему приложить способности — не знает… Вот мы и хотим узнать у пифии, что ему предначертано судьбой: пойти путем аэда, как я, или стать рапсодом, генеалогом, может быть, даже логографом [33] .
Софокл
— А что, логограф — профессия прибыльная. Будешь выступать в суде или писать речи для ораторов. И то и другое сулит неплохие гонорары.
33
Логограф — 1) мифограф; 2) судебный оратор.
Геродот покраснел.
— Нет, — ответил он, — эта работа не для меня. От логографа требуется изворотливость в трактовке законов, а мне по душе достоверность и честность в изложении событий. Даже не знаю, что сказать… Гомера или Гесиода превзойти все равно не получится, да я и не стремлюсь, потому что они описывают жизнь героев и богов. Мне хочется найти связь между поступками людей и событиями прошлого, докопаться до причин, правильно оценить последствия… Другое дело труды Гекатея, особенно "Описание земли", где милетянин рассказывает о том, что видел собственными глазами. При этом он пишет простым языком, не умничает. Вот кому я стал бы подражать…
Паниасид поднял хою.
— У тебя все получится, я верю… Так выпьем за то, чтобы твое призвание, наконец, проявило себя в полной силе и ты на любимом поприще создал труды, достойные почитания потомков.
Он хохотнул:
— Немного пафосно получилось, зато от чистого сердца.
Компания продолжала свою маленькую дионисию до наступления темноты. Попрощавшись с новыми друзьями, Софокл нахлобучил мятый петас, после чего нетвердой походкой направился в сторону некрополя.
Утром рапсод двинулся к центру Коринфа.
От придорожной гермы, украшенной дельфийскими надписями, он свернул в сторону агоры, но обошел ее стороной через рабочий квартал. Дома ремесленников лепились друг к другу, словно гнезда ласточек.
Плотные ряды построек изредка прерывались маленьким садом или огородом.
Возле мастерских высились стопки сырцовых кирпичей, сложенные в штабель деревянные колоды, связки жердей, кипы льна, хлопка, дубленых сапожных шкур…
Вымостка вела вверх.
Вскоре рапсод подошел к старинному двухэтажному мегарону, портик которого возвышался над гроздью убогих лачуг. Сложенные из известнякового лома стены держались за счет штукатурки на саманной основе, а цоколь для прочности был обложен сырцовым кирпичом.
Он проскользнул сквозь арку бутового забора в перистиль. О богатстве хозяина говорили ярко раскрашенные анты и балкон гинекея — роскошь, облагаемая в Коринфе приличным налогом.
Привратник впустил его без возражений. Кивнув ойкету, который надраивал мозаичные стенки бассейна, гость взбежал по ступеням и блаженно окунулся в прохладную темноту колоннады.
За тяжелой портьерой открылась прихожая. Над изящными бронзовыми тимиатериями курился дымок. Пахло эвкалиптом, можжевельником, лавандой.
Еще один ойкет окинул афинянина внимательным взглядом, после чего тоже кивнул в знак приветствия. Слуги знали, что рапсод зря не мозолит хозяину глаза, а значит, для раннего визита есть серьезная причина.
В андроне царил полумрак.
Хозяин возлежал на клинэ под простыней, то и дело проваливаясь в чуткий от похмельной истомы сон. Симпосий, конечно, дело хорошее, но употребление вина наравне с молодежью чревато последствиями.