Выбор моей реальности

Мануйлов Александр Викторович

Мы ещё выпили и ещё поболтали за жизнь. Я попросил Гудислава рассказать, откуда он родом и чем занимался. Маэстро от нас не отставал и тоже немало медовухи принял, начал болтать на своём старославянском языке, но мы уже освоились и понимали многое из того, он говорил.

Потом пьяный в хлам Степан переключился на Айку, и спросил, где это мы «такую гарну дивчину раздобыли».

Уставившись в одну точку, Айка молчала, как пленный партизан на допросе.

Тогда я рассказал, что мы отбили её у разбойников в окрестностях Казани. Степан не успокоился и выдал,

что «на татарку она чё-то не шибко похожа». Начал допытываться, где Айка родилась и как она к разбойникам попала. И мне тоже стало интересно, потому что я раньше об этом как-то не задумывался.

На наши вопросы Айка ничего не ответила, мышью выскочила из-за стола и убежала.

Кир встал и пошёл за ней.

— А ты куда, сынок? — заорал бухой Степан.

— Отлить, дядя Степан.

Я решил не заморачиваться всякой ерундой и попросил музыкантов порадовать нас своим репертуаром. Песни были отвратительные, но крепкая медовуха превратила их в шедевр древнерусской культуры. Затем казачий хор под управлением Степана выступил, как смог.

Со Степаном мы договорились дружить и помогать друг другу. После такого количества выпитого, хорошо, что не породнились. Я подарил ему по пьяни маленькую ладью, а он — свою саблю. После веселья все улеглись спать, и почему-то утром я проснулся в палатке у Лены.

Глава 79. Кир. Уй

And the violence causes silence.

Who are we mistaken?

“Zombie”

Dolores O’Riordan

Нормальный мужик Степан — зачётно свиного конкурента на место поставил. Только с девушками обращаться не умеет.

Айку я нашёл сразу — она стояла у реки и смотрела вдаль. Подошёл к ней и протянул два пряника.

— Вот пряники донские на меду. Съешь, а то у Степана ты ни к чему не притронулась.

Ничего не сказав, Айка взяла «казачьи десерты». Я никак не мог придумать тему для разговора с ней — болтать о погоде или выспрашивать в стиле Степана мне не хотелось.

— Какой хворью недужен был? — нарушила молчание Айка, жуя пряник. — Язвой?

— Ковидлой.

— Чего???

— Эпидемия ковидлы у нас была. Ну, вроде чумы или лихорадки.

— Ааа, мор падучий, — со знанием дела сказала Айка. — Да и у нас совсем недавно столько смердов от лихорадки повымирало!

— Где это «у нас»? В Казани?

— Нее, к северу за тыщу вёрст.

— Что с тобой там произошло?

— Уй отдал меня купцам булгарским за десять лисьих шкур, — вздохнула Айка и опять замолчала.

— Хорош …уй. Значит, какой-то … уй на лисьих шкурах валяться будет, а тебе — купцов и разбойников по очереди ублажать?

— Што ты! — замахала руками Айка. — Не так всё было!

— А как?

— Это уй положил десять лисиц Ибрагиму-купцу, чтобы меня в Идель Болгар на ладье купеческой увезли и доброму мужу сосватали.

— А местные женихи тебе чем не угодили?

Айка ничего не ответила, только посмотрела на меня, как на дебила.

— Айка, уй — это кто?

— Брат по матушке. Белогор его звать ... Княжой муж он, с дружиной

своей дань со смердов собирал. Купцы булгарские рядом с нами посад свой выстроили, а Белогор с купцами дружбу водил и торговлю лисицами с ними вёл.

— В Киеве?

— В Белоозере, что на берегу Бел-озера у истока Шексны. Град наш древний двести лет тому назад Синеус — меньшой брат Рюрика основал. А род мой — от его потомков.

— Рюриковичи, значит?

— Ато! Двор большой у нас был, богатый … Как мор с лихорадкой пришёл, так в довесок случился недород на земле нашей. Смерды дюже голодать стали, оттого озлобились да оскотинились.

И тут с Ростова появились два волхва, предрекавшие, что Греческая земля встанет на место Русской, а Русская — на место Греческой.

А опосля волхвы указали голодным смердам на лучших жён, и глаголили, что одна прячет мёд, другая — хлебово, а третья — рыбу да лисьи шкуры.

Как-то ко двору своему подошла, а там тьма смердов с вилами сестру да матушку на улицу выволокли. А два волхва, в наважденьи, вырезали им заплечья булатными ножами и предрекли, что сей час снедь для голодных появится. И понеслись смерды двор наш ограблять …

Я закричала, когда родичей моих перерезали. Как на грех, наша баба-поломойка признала меня, схватила да повалила наземь. Нащупала на земле камень, дала бабе по башке да в суматохе от неё вырвалась, — Айка замолчала.

— История человечества — бесконечная бессмысленная мясорубка. С древнейших времен и до наших дней ... А дальше что было?

— Помчалась в посад булгарский Белогора искать, где он, как водится, с купцами да с дружиной своей бражничал. От новостей моих они протрезвели тотчас да к князю новгородскому за подмогой поскакали. Белогор, перед дальней дорогой, меня в подвале у Ибрагима-купца за десять лисьих шкур схоронил. Долго в темноте с мышами таилась, Ибрагим украдкой лепёшки-кастыбый да воду приносил.

А волхвы со смердами тем временем всех лучших жён порешили, бесчинствовать да пировать в домах наших повадились. Да меня по всем закоулкам искать, чтоб за поломойку — бабу прибитую помстить.

Купцы не стали ожидать, когда и за них волхвы примутся, следующей же ночью в Болгар на ладье снарядились. Меня с собой забрали. Тогда-то Ибрагим и повелел мне Айкой по-булгарски именоваться.

— А как же тогда тебя раньше звали? — опешил я.

— Не велено вслух глаголить. А то волхвы услышат моё имя, учуют да тотчас прийдут за мною прямо сюда.

— Ладно, как хочешь. Ты же буквы общего языка выучила? Напиши мне на песке, как тебя по-настоящему зовут.

Айка взяла палку, немного подумала и вывела на песке: Milolica.

— Красивое имя. Очень тебе подходит.

— Долго шли по Шексне, а затем по Волге. Как-то среди ночи пробудилась от криков. На ладью ушкуйники с саблями взбирались и всех, кроме меня на моих глазах и порешили. Остальное уж сам домыслишь, — закончила рассказ Айка.

Ничего домысливать я не стал.

Этой ночью фазеру придётся спать у Степана на лавке, или под лавкой — где захочет.