Выбор профессии
Шрифт:
Богатый и со связями, Сафронов похож на тех, кого он рисует; он с удовольствием говорит о себе, о своих взглядах, своем искусстве, делится своими мыслями о женщинах, диссидентах, китайских бизнесменах и о том, как ему хотелось бы когда-нибудь нарисовать Аль Пачино. Он уже изобразил Мадонну в виде девы в струящихся тканях и Джорджа Клуни в виде дофина в напудренном парике из вольтеровского альбома. Ни та, ни другая звезда не позировала Сафронову, но это и неважно; когда он увидится с ними, то подарит им их портреты.
В мастерской художника множество автопортретов: Сафронов – лорд времен Ренессанса, Сафронов – францисканский монах в нищенском одеянии… «Богатые хотели покупать искусство современных художников, чтобы быть уверенными в том, что это оригинальное произведение, – говорит Сафронов, чьи портреты стоят до 200 тысяч долларов. – И тогда
Зарабатывать деньги у Никаса Сафронова, безусловно, получается. Помимо доходов от продаж президентского портрета он имеет и косвенный профит: портретирование граждан у придворного художника обходится им в сумму до 25 тысяч долларов.
Кстати, своими коммерческими делами Сафронов занимается сам и производителям контрафакта не спускает – в 2001 году он добился по суду прекращения деятельности компании «Графика», успевшей за месяц напечатать и продать по 300 рублей 500 маек с копией работы Сафронова.
Матрешки из народа
«Раскрашиваю матрешек уже семнадцать лет», – рассказывает Тамара Кабанова. Деревянные фигурки тщательно прошкуривают, грунтуют картофельным клейстером и сушат, прежде чем они попадают в руки Тамары, в цех к художникам. Точнее – к художницам. Росписью матрешек, кажется, вообще ни один парень не занимался с 1922 года, с тех самых пор, когда в Семенове и начали потихоньку изготавливать диковинных куколок.
Матрешке на самом деле на так уж и много лет. Но почему-то кажется, что она была всегда. Может, потому что это абсолютно точное олицетворение России – плодородия, материнства, женской силы и заботы. «Сын мой пошел учиться, так что я теперь еще и кладовщиком устроилась, воспитываю его ведь одна. – Тамара ни на минуту не прекращает работу, держит на коленке матрешку и закрашивает ее платочек. – У меня зарплата дай бог если тысяч пять рублей в месяц. Несколько лет нам зарплату вообще не повышали. У нас теперь четырехдневная рабочая неделя. Но 30 штук семикукольных матрешек в день надо раскрасить – план».
У Жени Прокошевой двое детей, они еще маленькие, но «расходов больших требуют». Женя работает художником по росписи матрешки всего три года: «Меня свекровь научила, и я сюда устроилась работать. А куда еще идти? Продавщицей в магазин? Так там ведь никто тебя не отпустит домой, если дети заболеют, а тут дают больничный, в этом плане мы, мамочки, хотя бы защищены». Супруг Жени работает в Москве, пропадает там неделями, зато свекровь сидит тут же, за соседним столиком. Она сейчас в отпуске, ушла почти на целый месяц, вот только шоколадные конфеты оставила возле баночек с краской. Женя свекровины конфеты не ест: «Я не очень сладкое люблю», и остальные 70 женщин на них не претендуют, проявляют характер. Так что сладости плавятся от жары.
Работают тут часто семейными женскими кланами. Ирина Полякова, талантливая 19-летняя художница-самоучка, ездит на работу вместе с мамой, которая трудится в «лачке» – цехе, где уже расписанных матрешек покрывают лаком. Рядом работает Ксюша Полетаева, молодая мама: «Я окончила наш местный лицей, который готовит специалистов для предприятий народных художественных промыслов. Раньше, в советское время, там на одно место с десяток абитуриентов претендовало, а сейчас – недобор».
Open space – так бы, наверное, на современный лад назвали помещение, где трудятся художницы. Открытое пространство, много столиков, разговоры, которые слышат все. Вот сидит Валентина Макарова, которая раскрашивает матрешек уже 37 лет. Тут же – 21-летняя Света Охотникова, которая меньше года работает контурщицей – рисует на кукле контуры сарафана, рук, платка, выписывает личико. У окна – Ира Менькова, дважды мама. Тут обсуждают и школьные успехи детей, и взаимоотношения с мужчинами, и цены, и фасоны свадебных платьев, и сплетни про Аллу Пугачеву. У некоторых женщин есть фотографии, на которых они запечатлены со знаменитостями. «Хохломская роспись» – предприятие, на которое водят туристов, куда привозят почетных гостей города. Если городку Семенову и есть чем гордиться, так это своими народными промыслами. «Это мы с Кобзоном, – показывают женщины снимок. – Он как-то сюда с губернатором прибыл. Смотрел, как мы работаем, восторгался, потом спросил, сколько получаем: “Четыре
Сельская красавица – так представляют свою расписную куклу на сайте предприятия «Хохломская роспись». Желтый платок, красный сарафан, цветы на переднике – это классическая семеновская матрешка. Есть матрешки городские, в строгой одежде, а семеновская – яркая, будто только что из хоровода выхваченная, с румянцем на щеках. Именно она утверждена в качестве сувенира зимних Олимпийских игр в Сочи. «Мы, конечно, хотели, чтобы наша Матрена стала талисманом Игр, – говорит главный художник Валентина Дашкова. – И с факелом ее пытались изобразить, и с лыжами, отправляли заявки. Но талисманом мы не стали, зато стали официальным сувениром. Да и это разрешение получали долго. Необходимо было собрать многочисленные документы, провести переговоры, презентации. Но, слава богу, утверждена наша традиционная 3–5-местная матрешка, дали добро на изображение олимпийской символики на ее передничке. А город наш также включен в перечень культурных мероприятий Олимпиады: будем принимать у себя гостей, приехавших на Олимпийские игры в Сочи. Вот планируем разрисовать ради этого под хохлому все городские автобусные остановки и городской общественный транспорт». Пока что разрисовали только таблички с указанием улиц, городской фонтан и кое-где – заборы.
«Хохломская роспись» – предприятие, на которое водят туристов, куда привозят почетных гостей города. Если городку Семенову и есть чем гордиться, так это своими народными промыслами. «Это мы с Кобзоном, – показывают женщины снимок. – Он как-то сюда с губернатором прибыл. Смотрел, как мы работаем, восторгался, потом спросил, сколько получаем: «Четыре тысячи? Ну, девочки, это еще нормально – четыре тысячи долларов»».
Сотрудницы предприятия на Олимпийские игры очень рассчитывают – надеются, что заказов станет больше, а значит, и прибыль кое-какая появится, зарплаты поднимут. Генеральный директор более сдержан в эмоциях: «Я хочу сохранить производство и надеюсь, что Олимпиада нам в этом как-то поможет. Но последние годы мы видим лишь снижение уровня продаж. То ли туристов стало меньше приезжать в страну из-за экономического кризиса, то ли у самих россиян стало меньше денег, но я так скажу – без государственной поддержки наше предприятие, скорее всего, давно бы закрылось. Но держимся на дотациях да на трудовом энтузиазме наших сотрудников».
Сильные, крепкие, устойчивые к трудностям, семеновские женщины очень напоминают матрешек, которые берегут, прикрывают свои семьи. В городе, где не так много мужчин, только на них вся надежда. Они работают на фактически убыточном предприятии, которое чиновники называют гордостью России. Эти женщины варят щи из крапивы и экономят деньги. Воспитывают детей и ухаживают за престарелыми родственниками. Остаются последними хранительницами народного промысла, известного на весь мир.
Они еще и на дому подрабатывают, хотя говорить об этом не любят. Многие художницы в Семенове расписывают матрешек и для частников, которые возят товар в Москву. Но на этом тоже состояния не сколотишь, разве что питание семье чуть получше обеспечишь. Некоторые и такой возможности не имеют. Людмила Шумкина живет с 9-летней дочерью Полиной в общежитии, в такой маленькой комнатке, что почти все ее пространство занимает диван – на нем мать и дочь спят. «Когда Полина в школу пошла, то я с большим трудом втиснула в комнату еще и письменный столик. Если бы я и хотела работать, то мне просто нет там места», – говорит мама.
С недавних пор маленькая Полина стала не то что просить компьютер, а рассказывать о нем, долго и подробно: «Мама, знаешь, там можно книги читать, можно рисовать, смотреть, что в мире делается». Полина понимает, что с маминой зарплатой им не то что компьютер не купить, а даже старенький советский телевизор на лучший не поменять. Людмила же озабочена другим: «Дочка у меня два месяца ходила в летний лагерь по путевке от соцзащиты, их там два раза в день кормили. А теперь все, сидит со мной на работе. И вот приходится думать, чем ее кормить». Полина действительно проводит во втором художественном цехе, где работает 400 женщин, большую часть времени. Сидит, рисует. Хотя в художники идти не собирается, рассуждает вполне по-взрослому: «Зарплата маленькая, заказов меньше стало. Оклад – три с половиной тысячи, за месяц у мамы со всеми премиальными всего семь тысяч получается. А еще я у нее…»