Выбор
Шрифт:
И вот теперь она ехала к нему домой.
— Где он живет? — тихо спросила она полковника, когда машина свернула на тенистую улицу.
— Не знаю. — ответил тот. — Я тоже впервые еду к нему. Могу только сказать, что, по всей видимости, Кол придает этому разговору чрезвычайно большое значение. До сих пор сам я никогда у него не был. И даже не слышал, чтобы кто-то из моих знакомых мог похвалиться этим.
Мишель поняла, что они наконец приехали куда нужно только тогда, когда ехавшая впереди машина профессора Малюты слегка притормозила на повороте и мягко втянулась в раскрытые ворота тенистого ухоженного парка. Она еще успела «на подъезде»
«Теперь понятно, почему профессор Малюта не вошел в число мишеней!» — по внезапной ассоциации подумала она. — «Да чтобы пробить такую защиту нужно ухлопать денег примерно столько же, как и на убийство двух сотен людей из „нашего списка“… Да, и притом шансов остаться в живых для убийцы чрезвычайно мало, — следовательно, не так уж много будет и желающих… Да и определить „заказчиков“ по оставленным при такой подготовке следам особых затруднений не составит.»
Вероятно, полковник думал о том же, потому что внезапно он задумчиво сказал, будто отвечая на мысли Мишель:
— Вот и главная причина, почему выбраны люди не из «вершины пирамиды», — а чуть «пониже» ее… И незаметнее, и дешевле… А результат — практически такой же…
Дорожка петляла между вековыми деревьями, почти полностью закрывающими ее со всех сторон.
— Это не только красиво, это и для защиты в случае нападения, чтобы было невозможно подъехать к дому даже на танке. Во-первых, особо не разгонишься. А, во-вторых, некоторые деревья укреплены, а часть из них даже умеет падать. — Впоследствии, когда они уже шли к дому, объяснил Кол. — Но главное — такая дорожка просто красива. Я сам помогал в планировании и территории, и дома.
Дом профессора Кола Малюты располагался посреди небольшой лужайки. Он был двухэтажным, с широкой крытой террасой вдоль всего второго этажа. Машина заехала прямо в гараж, стоявший отдельным зданием у дома. Когда они уже шли по дорожке в дом, Мишель успела заметить, что машину принялся осматривать невысокий человек, — по заметным только опытному взгляду ухваткам он, несомненно, великолепно разбирался не только в автомобилях, но и во всякого рода самых хитроумных способах их разрушения…
— Заходите сюда. Милости прошу в мой домик. — открывая незапертую входную дверь, пригласил Кол. — Жена уже пару недель гостит у детей: внук в этом году заканчивает школу, и бабушка дает ему «последние наставления» перед выходом в самостоятельную жизнь. Он уже раз пять звонил ко мне по телефону: все просил «Деда, забери, пожалуйста, бабушку! Уже все ребята смеются!»… Может быть, вам это и непривычно, — но ведь она так и осталась женщиной с еще «советскими» привычками…
Кол привел их в большую гостиную и усадил на диван. А сам — зашел за невысокую, до пояса, стойку, которой кухня была отгорожена от гостиной.
— Сейчас я буду готовить кофе и мы будем говорить. Пока я ехал, я смог немного подумать. Если идеи Леонтия связаны с твоим расследованием, Джордж, то «дело табак», как говорили у нас на Украине. Вероятно, это самое серьезное из всего, с чем сталкивались Штаты за все то время, что я работаю экспертом в Комиссии по национальной безопасности. И заметьте — я говорю все это, даже еще не зная, отчем идет речь.
— Кстати! — внезапно сменив тему, продолжил он.
— Я вспомнил, Мишель, где слышал твое имя — Кол незаметно для себя автоматически перешел на ты. — Ты писала обо мне статью в юбилейном
Конечно, во время приготовления кофе никакого разговора не получилось.
Только когда они, наконец, поставив возле себя чашечки, уселись в кресла возле небольшого столика, Кол смог начать связный рассказ. («Явный логик» — подумала Мишель, поддерживая попытки Кола не прерывать разговор. — «Не может одновременно делать несколько дел, которые требуют повышенного внимания. А кофе готовить он любит…»)
— С Леонтием я успел познакомиться еще до распада СССР. Мы работали в одном университете. Правда, вначале в разных лабораториях. Если не ошибаюсь, он тогда занимался темой, связанной с экранированием аэрозольными частицами ядерных боеголовок в условиях открытого космоса.
Но познакомились мы с ним не в связи с этими работами. Просто он очень легко, что называется «без барьеров» и раскачки, сразу «сделал стойку» на «биологические» задачи. Я в это время бегал, высунув язык, по всему физическому факультету в поисках людей, которых я мог бы заинтересовать биологическими и медицинскими проблемами и задачами. Собственно говоря, я тогда просто задыхался в одиночестве, и каждый новый собеседник был для меня как глоток свежей воды…
А Леонтий не просто схватывал все на лету. Я был очень удивлен и обрадован тем, как легко и просто он давал объяснения совершено незнакомых ему ранее экспериментальным данным и как легко он предсказывал новые эффекты — собственно говоря, новыми они были только для него. То есть эти эффекты УЖЕ БЫЛИ обнаружены много ранее и я знал об этом, — но он-то о них не знал! Эти данные военные, КГБ и ГРУ держали «за семью замками»…
Мы даже два года успели вместе проработать над одной госбюджетной темой — конечно же, «эсэсовской» — под грифом «совершенно секретно»… Формально — это была разработка новых нормативов для безопасности человека при воздействии на него лазерного излучения. А на самом деле — это была одна из попыток разработать новые виды оружия — такого оружия, которое воздействовало бы уже только на самого человека… Леонтий успел довольно быстро получить существенные результаты по описанию воздействия лазерного излучения на глаз, сетчатку глаза, — и даже на протекание мыслительных процессов…
Но он всегда отказывался разрабатывать аппаратуру, с помощью которой можно было бы «отобрать» людей, обладающих некоторыми «необычными» свойствами. Например — экстрасенсов… «Нельзя давать КГБ и КПСС такой мощный канал воздействия на общество, — иначе может быть всепланетная катастрофа» — часто повторял он в то время…
А потом он переехал в маленький городок, — заболел кто-то из его родных… Наш контакт становился все более случайным, все больше зависел от случайных оказий… К тому же — моя уже известная вам нелюбовь к «писательству»…
Последнее, что помню о Леонтии — это то, что перед самой гражданской войной он занимался социальными технологиями. Он писал, что нашел — и даже уже апробировал — новый способ описания Человека, а также описал способы и законы образования (точнее — самоорганизации) человеческих сообществ. Собственно, тогда же он предсказывал скорое начало гражданской войны на Украине. А также, по-моему, объяснял причины, по которым в России такая война СЕЙЧАС начаться не может (она будет — по его мнению — начата значительно позже)…