Выбор

Дейс Джули

Остаюсь в машине одна. Эйден забирает снаряжение из багажника и скрывается за входной дверью комплекса. Сбрасываю туфли и перемещаюсь на задние сиденья. В голове так много мыслей, что от них начинают болеть виски. Стараюсь закрыть глаза и уснуть хотя бы на какое-то время, чтобы избавиться от всего, благодаря чему хочется застрелиться. Я ещё успею проклясть себя за вчерашнее сотню раз.

В ушах играет мелодия, пробуждая ото сна, и она явно не в моей голове. Вижу телефон Эйдена, что покоится под ручником и вытягиваюсь. Мой до сих пор не подал и звука

за всю прошедшую ночь, это пробуждает чувство, что я никому не нужна, хотя буквально пропала с вечеринки.

Я уже видела девушку, чья фотография на экране. Он разговаривал с ней при мне. Ненормально и неправильно, но я снова чувствую приступы ревности, зная, что это его сестра. Понимаю, что данная ревность вовсе ни как к девушке, с которой он может быть, а как к тому, что она легко может позвонить, написать, увидеться с ним, чего не могу я. Вероятно, это вовсе не ревность, а зависть. Экран гаснет, но снова начинает светиться, потому что звонок повторяется. Ищу по карманам свой телефон, но прекрасно понимаю, что не обнаружу ни в одном. Их всего два и будь он там, я бы чувствовала дискомфорт из-за того, что он мешал. Сейчас я могу числиться в пропавших без вести.

Тянусь к телефону, чтобы принять вызов, переживая, что могло что-то случиться, а она не может дозвониться, но, когда беру его в руки, звонок прекращается и больше не повторяется. На экране около восьми утра, а это означает, что Эйден скоро освободится. В горле першит и сухо, в кармане ни доллара, чтобы купить воду, в салоне душно благодаря солнечным лучам, в голове каша из-за сгустка стыда. Стараюсь привести себя в порядок с помощью оставшихся салфеток, которые вчера получила от Эйдена, и собираю волосы в пучок, из которого выбиваются локоны. Это намного лучше, чем спутанные не расчёсанные пряди.

Беру телефон Эйдена и выбираюсь из машины, торопясь внутрь здания. Я буду спокойна, если буду уверена, что несколько непринятых звонков от его сестры только из-за того, что она скучает, а не из-за того, что что-то случилось.

Спасибо, что я уже была тут и знаю, в какой стороне находится раздевалка, потому что на льду пусто.

— Он всё равно не будет играть в составе команды, почему бы не передать его нам? — доносится из кабинета мужской баритон, который заставляет замереть на месте.

Ему противостоит второй мужской голос.

— С чего ты решил, что он не сможет войти в команду? Через полгода он будет летать по льду и приносить шайбу за шайбой.

— Он не способен контролировать эмоции, будут только проблемы, — вступает третий.

— Ты не способен на прощение и понимание, — апеллирует тот, что был вторым.

— Ставлю на кон своё слово: если поставите его в состав основной команды, проигрыш будет за вами.

— Он не в команде, он тренируется с ними.

— Это не имеет значения. Он не сможет играть на их уровне. Ему далеко до этого.

— Ты сейчас хочешь подставить меня перед ближайшей игрой? Как маленький пацан, хочешь взять меня на слабо. Чем тебе не угодил этот парень?

— Гаррет

не умеет считаться с чьим-то мнением, — в их разговор вступает четвёртый знакомый голос, который до это секунды предпочитал молчать. — Он считает себя правым в любой ситуации. Какие бы истинные аргументы и доводы вы не приводили, он останется при своём мнении.

— Я не вижу в нём ничего, — заявляет голос, который мне уже не нравится. Он излишне самоуверенный, и я не хочу, чтобы его слышал Эйден, потому что прекрасно понимаю, что речь идёт именно о нём.

— Тогда почему он прошёл твой отбор? Ты оставил его, хотя всегда выкидываешь тех, кто по-твоему ни на что не способен. Жалеешь об утрате?

— Нет.

— Тогда кому ты пытаешься что-то доказать и навязать? Он не играет за университетскую команду. Он тренируется среди профессионалов.

— Вы только потеряете время.

— Он может играть за нашу команду, там парни его уровня, — говорит тот, кого услышала первым.

Повисает несколько секундная тишина, и я уже хочу развернуться и ускользнуть, чтобы не остаться увиденной. Когда делаю шаг назад, переворачивается сердце, потому что звучат следующие слова:

— Что ты готов поставить, если он выйдет на лёд в составе команды и победа будет за нами?

— Я никогда не возвращаю тех, кого отстранил, но сделаю исключение, — без всяких эмоций, заявляет высокомерный мужчина.

— Этого недостаточно. Его готовы взять в другую команду. Там у парня даже больше перспектив, чем в твоей.

— Я уже сказал, что никогда не меняю решения. Это означает, что я не держу планку.

— После этой игры он никогда не захочет вернуться на уровень университета.

— Он прошёл отбор и переехал сюда по выдвинутому предложению. Он вернётся в команду, если я пожелаю восстановить его. Меня интересует то, что вы готовы предложить, хотя это формальность. Вы проиграете, если он будет в основном составе.

В разговор вновь вступает первый голос.

— Я не участвую в вашем споре. Меня заинтересовал этот парень. Кто бы из вас не оказался правым, я готов предложить ему место в своей команде.

— Он обязан играть в составе университетской, таковы были условия их переезда, — беспрекословно заявляет наглый голос. — Либо его вернут в Штаты.

— Был обязан, — исправляет тот, что четвёртый. — Ты отстранил его.

— Что ты прицепился к нему, Альберт!? Проснулись отцовские чувства?

Раздаётся скрип, из-за чего я вздрагиваю, но никто не появляется в поле зрения.

— Решение уже принято, — сообщает один из голосов. — Ближайшую игру он проведёт в основном составе команды, об остальном сейчас не может быть речи.

Я делаю несколько шагов назад, и именно в этот момент открывается дверь раздевалки, откуда выходит Эйден. У меня сбивается дыхание, а сердце выбивает бешеный кульбит. Я смотрю на него и не знаю, должна ли рассказать услышанное. Он имеет право знать. Я не хочу, чтобы он являлся разменной монетой в споре других. Он не заслуживает этого.