Выбор
Шрифт:
Но что делать?
– Товарищ лейтенант государственной безопасности, я остаюсь Генеральным комиссаром государственной безопасности, потому мне деньги за звание причитаются. Пять месяцев я не получал получку за звание. Я просто забыл ее получать. Но она мне нужна, и она мне положена!
Розовый лейтенант от такого объяснения вдруг осознал всю силу своих полномочий и несокрушимую мощь учреждения, которое ему доверили охранять. Он подтянулся и тоном, не допускающим продолжения разговора, повторил-отрезал: «Пущать не велено!»
Идет
Если повернуть вправо, в коридор, то из говорливой толпы делегатов попадешь в тишину. Правда, не каждого сюда пустят. Пропусков тут не спрашивают, но и пройти не позволят. Два юноши-энтузиаста повышенной упитанности, ничего не объясняя и слов ненужных не произнося, просто сходятся плечом к плечу перед желающим сюда пройти и в сторону смотрят. Народ у нас понятливый: нельзя, значит, нельзя. Знать, есть тому резон. А Завенягин таблички читает, и выходит – 205-я комната в том самом коридоре. И пошел туда…
Упитанные его как бы не заметили. Проинструктированы. Трое сопровождающих – следом за товарищем Завенягиным. Не отстают. Их тоже пропустили, документов не проверив, слова не сказав.
Повернуть в этот коридор – вроде как с базарной площади Бухары в пустой переулочек нырнуть. Никого тут. Красные ковры бесконечной протяженности. Двери черной кожи. И тишина. Не звенящая тишина, а глухая. Красноковровая тишина.
Комната 205. Стукнул Завенягин.
– Войдите.
Разрешение прозвучало не из комнаты – разрешил один из сопровождающих.
Открыл Завенягин дверь. Вошел. Он ожидал увидеть все что угодно.
Только не это…
Это только внешне бревенчатый дом в сиреневом потопе русским кажется – резные наличники, высокое крыльцо, деревянные петухи над крыльцом. Этому не верьте – маскировка. Тут готовят испанскую группу, потому внутри все в испанском духе – в бревенчатую стену испанский гвоздик вбит, на гвоздике – сомбреро. Не из Испании, из Мексики, но не это главное. Главное – атмосферу испанскую воссоздать. Потому на стенках кнопочками открытки приколоты с видами Мадрида и Барселоны. (Бойцы-интернационалисты по спецзаданию привезли.) В комнатах у девочек фотографии знаменитых испанских певцов и тореадоров. В большой горнице – портрет испанского диктатора генерала Франко. А чтобы в симпатиях не заподозрили – вверх ногами портрет. Диктаторовы ноги на портрете не обозначены, потому точнее сказать – не
Есть еще место, где товарищу Ежову деньги можно получить – в своем наркомате, в наркомате водного транспорта. Гонит Николай Иванович Ежов водителя: успеть бы до закрытия финансового отдела. А то без денег останешься на выходной. Гонит Ежов водителя, а сам розовому лейтенанту кару измышляет. У-у-ух, месяца бы два назад этот сопляк попался! Ведь и попадался, только тогда весь лейтенант подобострастием был налит-переполнен… А теперь осмелел. Ничего!
Почему-то все кажется Ежову Николаю Ивановичу, что должна судьба ему улыбнуться, должен он на вершины вернуться…
А машина по Москве – потихонечку, полегонечку. Не думал товарищ Ежов, что так трудно по столице ездить. Совсем недавно улицы перекрывали, когда народный комиссар внутренних дел товарищ Ежов по Москве гонял, милиционеры в свисточки свистели, во фрунт вытягивались…
Не вытягиваются более. И в свисточки не свистят.
Палач-кинематографист дядя Вася спустился в хранилище темное.
– Макар, спишь?
– Не сплю, дядя Вася. Сами знаете, трое суток ленты разбирал.
– Не сплю, – дядя Вася ворчит. – Не сплю, а пошто морда полосатая, как у тигры?
– Дядя Вася, сами знаете, день и ночь…
– Тигра ты американская, и нет тебе другого имени.
– Дядя Вася…
– Ладно, знаю тебя. Мне, Макар, приказали замену себе искать. На покой иду. Кого выберу, тот на мое место и станет. Выбор. Трудный выбор. Я на тебя все посматриваю. Боюсь, справишься ли. Чтоб меня потом не кляли за такой выбор…
– Испытайте меня, дядя Вася, испытайте.
– Я тебя десять лет испытываю. Последний тебе экзамен…
– Слушаю, дядя Вася.
– Отвечай не задумываясь… Э-э-э. Кого бы тебе задать? Во, Буланов…
– Буланов Павел Петрович был секретарем народного комиссара внутренних дел, врага народа, предателя и шпиона Ягоды. Буланов принимал участие в разоблачении Ягоды осенью 1936 года. За это награжден орденом Ленина указом от 28 ноября 1936 года. Но сам Буланов оказался врагом, его арестовали 12 марта 1937 года. Во всем признался. Расстрелян 13 марта 1938 года. Легко запомнить: один год и один день признавался…
– А где коробка с лентой про расстрел?
– Полка 29, коробка 256-12.
– Силен, Макар. Еще проверить?
– Проверяйте, дядя Вася. Я хоть и сплю, да все помню.
– Все ленты помнишь?
– Все, дядя Вася. От Кронштадтского сабантуя и далее.
– Ладно. Верю. Давно тебя, Макар, знаю. Ругаю тебя, а сам тобою любуюсь. Ты – мой выбор. Я тебя уже рекомендовал товарищу Сталину. Ты вместо меня теперь у товарища Сталина кинематографией заведовать будешь. Поздравляю тебя. Не урони чести.