Выбраковка. Ночной смотрящий
Шрифт:
– Ну, пойдем.
Спаситель отважно повернулся к Грэю спиной и направился из тупичка вон. На ходу он достал какую-то тряпку и принялся обтирать ею свое оружие.
Грэй прикидывал, не задавить ли и этого на всякий случай.
– Да пойдем же! Пойдем домой. Обедать! А?
Нет, это определенно был не враг. Но и не человек. Нечто среднее между человеком и тварью. Странное. Доброе. И оно не боялось Грэя ни капельки. Уважало его силу, да, но видело в Грэе не опасного зверя, а… Товарища?
– Плюнь на этого вожака! Ты его так уделал, он уже не встанет. Сам подохнет днем.
Грэй тихо заскулил. Его раздирали противоречия. Он совершенно не хотел убивать загадочное существо. И отпустить не мог. Пес оглянулся на поверженную тварь. В той еще теплилась жизнь, но тут пришло знание, что добивать ее не обязательно – до рассвета пусть валяется, а потом сама умрет.
Это знание Грэй каким-то образом позаимствовал у удивительного получеловека.
Тот уходил, небрежно помахивая железкой.
Припадая на все четыре лапы, стеная и кряхтя, Грэй заковылял следом…
– Ужас и моральный террор, – буркнул Лузгин, разглядывая исполосованную шрамами морду Грэя. – А глаза добрые-добрые…
– Он жутко умный, – сказал Долинский. – Жутко, понимаешь? Все прошлое лето ходил по городу и убивал вампиров. В самый разгар кампании по борьбе с собачьим бешенством. Однажды задавил упыря прямо под окнами пятиэтажки. Куча свидетелей, визг, обмороки, ай-ай-ай, человека загрызли… Генерал меня чуть не со слезами умолял – поймай эту собаку Баскервилей! Я ему говорю: да вы радуйтесь, какая чудная псина завелась, грызет не честных граждан, а кровососов – побольше бы нам таких бешеных! Вам же работы меньше, двух зайцев убьете, она и вампиров лопает, и подозрения от них отводит… Мне-то грешным делом хотелось, чтобы пес извел еще с десяток гадов. Это была бы просто красота. Только его самого чуть не убили, напоролся Грэюшка на вожака, а с вожаком в одиночку справиться, знаешь ли… Трудно. Помнишь, лапа, как мы ту сволочь отметелили? Ага, помнишь!
Грэй и вправду чуть не кивнул.
– Все помнит! – гордо сообщил Долинский. – Умница. Ой, я испугался тогда. Повезло, монтировку прихватил, будто знал, что пригодится. И слава богу, тот вожак молодой был. Едва оформился, силу осознал свою и пробовал набрать стаю. А я его пас ночами, чтобы потом ментов навести на дневную лежку. Им-то в полнолуние с вожаком связываться опасно – заморочит и убьет. Да и вообще они по вампирам сыскари, между нами говоря, посредственные. Ты не проболтайся, а то обидятся… Значит, вожак сразу двоих подманивает, а тут является Грэй и прямо из-под носа обоих кандидатов уводит! Героический пес. Ты не смотри, что он лапушка, у меня от него пара меток тоже есть, долго мы общий язык искали, ох, долго. Пока я останки его прежнего хозяина, которого вампир убил, не нашел случайно. Вот тогда страдания кончились, тогда Грэюшка погоревал-погоревал и стал мой…
Лузгин слушал, кивал и составлял в уме список вопросов. Ему не хотелось перебивать Долинского – вдруг тот прервет монолог и закроется. Кажется, этот сильный и одинокий человек очень, очень, очень давно никому не изливал душу.
Они сидели у Долинского на веранде и попивали чаек. Погода наконец-то разгулялась, пригрело, облака разошлись,
Люди, осведомленные об истинном положении дел и потому не слишком опасавшиеся ночного визита кровососов. До недавнего времени – не слишком.
– Слушай, я не совсем понял, что ты о ментах. Они и покрывают вампиров, и охотятся на них?
– Представь себе. Ладно, попробую с самого начала. Знаешь, я, наверное, единственный здесь, кто видит картину целиком. Вот будешь еще ты. Только в ночь со мной не просись. Я, конечно, смогу тебя защитить, но в следующее полнолуние каждый час на счету, не до экскурсий.
– Спасибо, мне Вовочки хватило по самое не балуйся, – соврал Лузгин. Он хотел «в ночь». Он чересчур глубоко увяз в этой истории, чтобы не разузнать все до конца.
За стеной отсыпался на толстом ватном одеяле вервольф Вовка – дергаясь, всхлипывая, жалуясь во сне. А здесь в тенечке лежал Грэй, еще одна загадочная душа.
Когда они приехали, Грэй не приплясывал радостно вокруг машины, а молча смотрел, как Лузгин с Долинским тащат из салона под руки измордованного оборотня. Лузгин напрягся, ожидая худшего. А Грэй подошел немного ближе, потянул носом воздух, оглядел Вовку так и эдак, повернулся и лениво потрусил куда-то за дом. Долинский облегченно вздохнул и сказал: «Пронесло. А я боялся». – «И я. Странный пес». – «На самом деле – страшный. Но хороший».
– Возьми еще варенья. Мама делала. А черника очень полезна для глаз – тебе-то, литератору, глаза подпитывать надо регулярно.
– Знаешь, я сладкое не очень.
– Мама делала… – повторил Долинский и укоризненно посмотрел на Лузгина.
– Не помню ее совсем, извини, – сказал Лузгин, послушно накладывая себе черничного. – Все хорошо, надеюсь?
– Да, спасибо. Мамуля активна и деятельна – подыскивает мне невест из хороших семей. И очень расстраивается, когда я говорю, что не время.
– Не время? – осторожно переспросил Лузгин. – Рано?
– Боюсь, поздно. Ладно, не смотри так.
– Близкий человек, которого ты потерял из-за вампиров…
– Да, это была жена. Пожалуйста, без соболезнований – я сам виноват, а «потерял» – растяжимое понятие. Она сейчас в порядке. Наверное, в большем порядке, чем мы с тобой. Послушай, это трудно осознать поначалу, но ты прими как данность – перед тобой не совсем человек.
– Догадался.
– Я переломавшийся вампир.
Лузгин подавился вареньем.
– Быо пзние, – промычал он. – Извини. Я говорю – было у меня подозрение.
– Не страшно? – спросил Долинский, ехидно щурясь.
Лузгин посмотрел на него и вновь увидел не больше того, что открылось ему раньше. Раздвоенное, несчастное, одинокое существо, из последних сил делающее хорошую мину при плохой игре.
В первую очередь – существо человеческое.
– Будет страшно – попрошу Вовку надрать тебе задницу, – честно сказал Лузгин. На оборотня он и вправду очень надеялся. – И много вас таких?