Выбраковка. Ночной смотрящий

Дивов Олег Игоревич

Леонид Лебедев и Павел Лебедев.

И дата смерти – одна.

Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно потрогал кончиками пальцев свое лицо.

Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил «двадцать седьмую» и перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно – у них оказалась настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр своего ведомого Гусев только мысленно кивал.

– Ты машину,

что, насовсем скоммуниздил? – спросил Валюшок, трогая «двадцать седьмую» с места и уверенно вклиниваясь в поток. – В личную собственность?

– Считай – подарили.

– И кого тебе пришлось для этого убить?

Гусев беззлобно толкнул Валюшка локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить Гусева в нормальное состояние.

– Помнишь того психа, которого мы выручили?

– Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если застрелю беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно – настоящей пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает... Тебе приходилось?..

Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел считать людей злыми.

Гусев его замешательства, казалось, не заметил.

– Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, – сказал он. – Эта формула из «птички» – право оказать сопротивление – специально была придумана. Ее основная задача – психологически защитить выбраковщика. Мы же действительно не убийцы, хотя и очень много шутим на этот счет. Что тоже нас характеризует как относительно нормальных людей.

– М-м... Да, наверное. Так что там про этого самоубийцу?

– Обычная история. Кстати, он все-таки преступил закон, мы просто не знали. Наркотиков поел слегка. Ну, в общем, его отец позвонил директору Агентства и сказал: того, кто моего сына выручил, – наградить. А потом еще полчаса распинался о том, как признателен выбраковке и готов ее всемерно поддержать в рамках своих полномочий. Коих у него, как у министра внутренних дел, выше крыши. После чего, сам понимаешь, директор вызвал нашего босса и приказал – дать герою все, что попросит. А босс, недолго думая, пошел и лично занес в памятку дежурного: «Гусеву дать ВСЁ!» Я и взял «двадцать седьмую». Она же тебе нравится, верно?

– Ну, в принципе... Вообще-то я на следующей неделе «Порше» беру.

Гусев вытаращил глаза.

– А ты кого застрелил? – спросил он.

Валюшок беззаботно рассмеялся.

– Это старый «девятьсот сорок четвертый», – объяснил он. – Атмосферный последнего выпуска, ему уже под двадцать. Хотя в очень приличном состоянии. Пять тысяч рублей все удовольствие. Вложу еще штуки две и буду кататься.

– Может, и мне тоже завести какую-нибудь таратайку?

– Почему нет? Кстати, давно хотел спросить – отчего ты в свободное время ходишь пешком?

– Да черт его знает. Ленивый, наверное. А потом, у меня руки не из того места растут, чтобы гайки крутить. Замена масла там, предохранители всякие – это я еще могу, а если что-то сложное... Опять-таки не выпьешь уже...

– Ну, по чуть-чуть...

– И нарваться на конфискацию транспортного средства?

– Да кто ж его у тебя конфискует? У выбраковщика? Менты, что ли?

– А пусть и менты. Я очень законопослушный.

– Раньше не замечал.

– Спасибо

большое. Нет, я уж лучше ножками... Пьяный выбраковщик и так угроза обществу. А уж за рулем... Кстати, о руле. – Гусев посмотрел на часы. Судя по всему, разговор он поддерживал так, для порядка, а на самом деле все это время напряженно о чем-то размышлял. – Не туда мы рулим, Леха.

– Это ты в каком смысле? – насторожился Валюшок.

– В самом прямом. Давай-ка разворачивай аппарат. Понеслись в Крылатское. Проведаем нашего психа.

Валюшок, не говоря ни слова, принялся искать разворот.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Интересно, что в народе Влад был, судя по всему, довольно популярен. Причины этого – в основном психологического свойства.

По дороге Гусев отыскал в записной книжке полезный телефон, и Валюшку пришлось выслушать длиннющую беседу с каким-то Василь Васильичем, из которой он уяснил только, что Гусев с Васильичем друг друга весьма уважают. Загадочные намеки и странные аббревиатуры Валюшка быстро утомили, и ведомый целиком сконцентрировался на дороге. Наконец Гусев выключил трансивер и с довольным видом закурил.

– Все в порядке? – спросил Валюшок.

– На месте видно будет. В принципе Васильич мужик влиятельный, но его возможности тоже ограничены. Информацию для размышления подбросить, словечко, где надо, замолвить – это всегда пожалуйста. А рычагов серьезных – фигушки. Такой же честный наемник, как мы с тобой. Ладно, нечто существенное он нам дал. Теперь мы знаем, где искать. Между прочим, кое-кто только что пропустил левый поворот. Нужно было уйти на боковую дорожку. Извини, я заболтался, недоглядел.

– Дальше развернемся, – преспокойно сообщил Валюшок. Для него, в отличие от Гусева, таких ерундовых проблем не существовало. Он всегда мог дальше развернуться. Гусев тяжко переживал свои промахи и старался поэтому не совершать их вовсе. А Валюшок просто исправлял допущенные ошибки. Легко.

Развернуться им удалось не скоро. В первую очередь это сделать мешал Гусев, который принципиально отказывался включать спецсигнал и кидаться этаким маленьким, но злым бульдозером через двойную осевую, когда для таких асоциальных маневров не было служебной надобности. Из-за его щепетильности «двадцать седьмая» сделала несколько лишних километров. Вернувшись к нужному перекрестку, Валюшок не удержался и нарушил – свернул направо под перечеркнутую стрелку на знаке. От бдительного ока мента, тосковавшего в «стакане» посреди Рублевки, машину удачно заслонил длинный автобус.

– ...и потом еще раз направо, – подсказал Гусев. – Знаешь, Леха, а я ведь редкостный тормоз. Я нам пропуск не заказал. Как-то не догадался.

– Так у нас же «вездеход»! – удивился Валюшок.

– Ага. Только эта вездеходность кончается у стен Кремля. А Центральная клиническая больница – почти то же самое, что Кремль. Ладно, прорвемся как-нибудь. Все равно засветимся, вратари номер запишут...

«Двадцать седьмая» проехала через узкий коридор с металлическими отсекателями и затормозила у шлагбаума на въезде в ЦКБ. К машине тут же подошел «вратарь» – молодой парень с полосатым жезлом, в распахнутой телогрейке, накинутой поверх невнятного мундира. Присмотрелся к номерам, оглянулся на будку КПП, из которой таращились замшелые деды в фуражках, и сделал Валюшку знак рукой – отвали.