Выбраные места из дневника 2001 года
Шрифт:
29 сентября, суббота. Утром ездил на I конгресс патриотов России. Для меня это было тем интереснее, что происходил конгресс в здании Академии наук возле площади Гагарина, которое я уже много лет рассматриваю издалека. Некие золотые конструкции на горизонте. Вблизи это невероятно красиво и величественно. Это действительно здание имперского стиля, огромное, выстроенное на века, символизирующее и мощь человека, и мощь империи. Прекрасные внутренние дворы, мощная “античная” скульптура и замечательные интерьеры. Каким-то образом здание оказалось и не особенно изгажено временем. Может быть, это время отдает себе отчет в том, что теперь ничего подобного себе не построит, все распылили на башенки, на подмосковные особнячки, на кирпичные заборчики.
На конгресс мне прислали билет
Огромный зал, больше чем на тысячу человек. Президиум знакомый: Зюганов, Селезнев, Драпеко, много руководителей регионов, привычные протестанты, но это я иронизирую. Прекрасный доклад сделал С. Глазьев. Это для меня удивительный по внутреннему устройству человек, не готовый поступаться своим внутренним миром. Он вскрыл механизм и особенности нового бюджета. Данные чудовищны, мы все работаем ради других стран и ради людей, которые украли общественное богатство. Наметившийся за несколько последних лет подъем промышленности закончился.
4 октября, четверг. По ТВ объявили о взрыве нашего самолета, летящего из Тель-Авива в Новосибирск. Это произошло в воздухе на высоте 11 тысяч метров. Первая версия была — “террористы”. Потом передали еще одну версию: в это же время в Крыму украинский флот проводил маневры, и было выпущено несколько боевых ракет. А вдруг?
Уже несколько дней назад у нас с С. П. возник план скоренько поехать в Шарм-эль-Шейх. В связи с последними событиями в этих местах возникли скидки. Улетаем, кажется, на неделю, в эту субботу.
6 октября, суббота. Летим, оказывается, все той же компанией “Сибирь”, которой принадлежал возвращавшийся из Тель-Авива разбившийся лайнер. На ум приходят разные неловкие и пошлые остроты. Стюардессе: “Девушка, а мы уже достигли зоны досягаемости украинских ракет?”.
К концу полета я взглянул в окно: это самый библейский пейзаж, который только можно себе представить. Ни одного клочка зелени, коричнево-выцветшая земля и коричневые слева по борту горы. Потом днем, прожарившись в городской духоте, придет другая мысль: только здесь, когда плоть от жары находится в как бы парящем состоянии, когда силы на исходе, а сознание кипит, могли возникнуть и святые откровения и родиться великие религии.
9 октября, вторник. Завтра мы все же лезем на гору Синай. Первый раз в жизни я волнуюсь перед мероприятием, требующим физических усилий, и уже подумываю, что бы из лекарств взять. Что я там, на вершине горы, собираюсь найти? Подтверждение легенды, а значит, подтверждение Бога? Жертва легенде? Попытка узнать, на какой почве легенда вырастает?
10 октября, среда. Я неотчетливо, к счастью, это путешествие себе представлял, иначе вынужден был бы отказаться. Мне трудно описать наше быстрое многокилометровое пешее скольжение по предгорьям и горным тропинкам. У каждого был электрический фонарик с батарейкой, которым нас снабдила фирма. Где-то вдалеке, в горах, как звезды, блестели довольно яркие огни, и к этим огням мы шли. Когда подходили — это оказывался свет газовой или карбидной лампы у хижина бедуина, где уставший мог отдохнуть, поесть каких-нибудь простеньких продуктов или просто до утра поспать. В ярком свете ламп, словно в хорошем кино, рельефно бросались в глаза узнаваемые фрагменты: чья-нибудь рука, тюрбан бедуина, этикетка на бутылке с водой, кусочек ковра. А потом открывался во тьме новый огонек.
По этой же тропе рядом с людьми шагали и верблюды. Наши молодые соотечественники, не понимая этой, как им казалось, сложной игры в религиозное паломничество, оседлали этих верблюдов и переговаривались друг с другом, как на пикнике. Стоила эта прогулка верхом 10 долларов. “Леша, бери скорее верблюда, все равно стоит десять долларов, за ту же плату проедешь дольше”. Но эти всадники не рассчитали, что последние семьсот или шестьсот метров самого крутого подъема им придется совершить самостоятельно.
Где-то в середине пути я почувствовал, что
Сергей буквально втащил меня наверх. Он взял меня за руку и тащил. Я понимаю, что это были усилия всего в пять-шесть килограммов, но именно на это моего организма и не хватало. Я шел в каком-то тупом беспамятстве. Скорее, не дыхалка ломалась, а не гнулись в бедрах ноги. Мне кажется, я запомнил здесь каждый кирпич.
Путешествие в такое странное место и должно быть странным. Я уже думал, что это какой-то мне жизненный урок и я не дойду до вершины никогда. Но вдруг показалась еще одна палаточка с ослепительным светом карбидной лампы — и мы на плосковатой вершине. Сама вершина напоминает зуб с неровной поверхностью среза. Еще шаг — и покатая площадка с железными перилами. Меня подташнивало, я был весь в поту, а на горе, как только я перестал двигаться, оказалось дьявольски холодно. Ледяной ветер, кругом полная темнота. Больше всего я боялся инфаркта. А как меня отсюда снимут, и что будет дальше? А сколько хлопот я всем понаделаю? Я прислонился к какому-то камню среди множества набившегося на вершину народа и попытался расслабиться. Тут С. П. куда-то исчез и через пару минут вернулся: с другой стороны тоже есть площадка. Мы перешли туда, С. П. опять исчез и возник уже с каким-то тюфяком и шерстяным одеялом. Вот так, на вершине горы, прижавшись друг другу под одеялом, мы ждали рассвета. На краю площадки какой-то фотограф установил камеру, чтобы запечатлеть первый проблеск солнца. Стало быстро светать, обнажился окрестный пейзаж — будто красное тесто, его только что вымесили, и Создатель отнял руки. Недалеко еще одна гора, уже самая высокая на Синае, на нее, про преданию, ангелы перенесли тело Святой Екатерины. Я не уверен, что где-нибудь в мире есть еще такой пейзаж, и все время думаю о том, что именно это видел Моисей, пришедший сюда босой. Тогда не было и каменных ступеней, которые монахи высекли позднее. Что произошло в душе, что произошло в сердце? Я понял состояние паломников в конце пути. В моей жизни произошло что-то очень важное. Этого не забыть.
Я помню все — и спуск вниз, и стоящий внизу монастырь. Мое нездоровье вдруг исчезло. При свете дня я получше разглядел путь, который был проделан ночью. Пожалуй, зная все сейчас увиденное, я бы наверх полезть не рискнул. Тем не менее, как два козла, побежав с горы впереди всех, мы перепутали дорогу и вниз спустились по другой, более крутой, монашеской лестнице. Шли как бы в складках гор, ступеньки здесь еще более высокие, — все это напоминало скорее слалом. Шли часа полтора. Наконец, внизу показался монастырь Святой Екатерины. Ни разу не разрушенный и ни разу не разграбленный больше чем за полторы тысячи лет. Башни, купола, стены — замок, а не монастырь. А ноги уже не идут. Но это уже другой день, и ночь минула и предыдущий день прошел.
11 октября, четверг. Я уже писал, что на обратном пути, только спустившись с самого пика, мы перепутали на развилке тропу и принялись спускаться не по той довольно пологой дороге, по которой поднялись, а по почти отвесной, которую проложили здесь монахи. Это было невероятно тяжело, мышцы икр напряглись и с непривычки онемели, но дорога эта запомнится на всю жизнь. Сползая с камней, среди которых не было ни одного, что не стоял бы, приваренный цементом, прочно и неколебимо, я все время думал о невероятном подвижническом труде, вложенном здесь неизвестными строителями. В конце тропы стал виден нависающий над нами монастырь Святой Екатерины. Я еще не предполагал, какие редчайшие переживания мне выпадут в нем.