Выбрать свободное небо
Шрифт:
Сейчас же, в первые дни осени, Владимир опять перебрался в город на Неве. В ее город. Он снимал там свой первый фильм. Все чаще он ловил себя на мысли, что ему на самом деле стало все равно, что снимать, где сниматься. «Мыльный» этот сериал или нет. Принц ли он Кристиан или сотрудник ФСБ, актер он или режиссер…
Парадокс, но именно в Питере нашли место, которое станет в фильме Сталинградом времен войны, — полуразрушенный завод на Октябрьской набережной. Арендовать это место оказалось значительно дешевле, чем строить декорации на берегу Волги. И получилось так, что, отсняв панорамы Волги
Тереза-Тереза… зачем ты так? За что ты так?
В своей московской квартире Владимир этим летом появлялся лишь изредка. Как правило, не один. Он снял запрет на то, чтобы не водить в свой дом случайных девиц. Все равно это была уже не его крепость. Это было место, где жили воспоминания, пока настолько реальные, что ему было не по себе находиться там одному. Вот и теперь мысль о том, что туда придется возвращаться после съемки, открывать дверь помещения, ставшего нежилым и холодным, нагоняла тоску.
…Так, о чем это он вещает в камеру? Что он вообще тут забыл? Ах, да! Это же интервью, и он жизнерадостно рассказывает о своих свершениях и работах… Какой бред! Как это все жалко. И, по большому счету, никому не нужно.
Глава двадцать первая
— Я не понимаю тебя, — говорила между тем прекрасному сценаристу Терезе Ивановне Тур ее мама, Анна Яковлевна. — Не понимаю — и все!
Они смотрели интервью замечательного актера, начинающего режиссера и просто красавца Владимира Зубова. Тереза записала интервью на диск и теперь пересматривала, уже не в первый раз.
— Чего же ты не понимаешь, мама? — Тереза выключила звук.
— Зачем ты так поступила?
— С ним? — дочь кивнула в сторону телевизора, где Владимир открывал рот и ослепительно улыбался.
— И с ним тоже. Но, главным образом, с собой.
— Мама! — Тереза коснулась материнской руки. — Мама!! Посмотри на него!
Она перемотала запись и включила еще раз, практически с начала.
— Молодым актером? — прекрасные глаза блеснули, безукоризненные черты лица тронула улыбка. — Вы знаете, на сегодняшний момент, мне это льстит…
Тереза нажала на паузу.
— Что ты видишь? — настойчиво спросила она у матери.
Та пожала плечами:
— Не самого плохого человека. Которого ты, как я понимаю, обидела.
— Допустим. А что еще? — дочь требовательно всматривалась в ее глаза.
— Красивого, — недоумевая, к чему все это, добавила Анна Яковлевна. — Умного. Успешного.
— Почему вы все этого не видите? Он же не настоящий!
— Как это? — даже растерялась Анна Яковлевна.
— Он — актер! Сочетание своих ролей и имиджа, необходимого для продвижения проектов. Не больше!
— А весной?
— Весной ему была близка роль влюбленного. Влюбленного страстно и безнадежно. В недоступную женщину. Ему это было ново, интересно. А то, что он был убедителен в этой роли, —
— Похоже, — печально покачала головой мать, — ты все-таки тронулась умом.
— Нет, мама… Я просто оттолкнула его раньше, чем перестала его интересовать. Почему ты качаешь головой?
— Боюсь, ты вписала реального человека в один из своих сценариев. Определила его поступки, мотивы. Возможно, в своей книжке ты бы не ошиблась. Ты там хозяйка, и все поступают так, как нужно тебе. Но это жизнь. Реальная. Настоящая. И я очень боюсь, что ты ошиблась.
— А может я просто-напросто просчитала, что будет дальше?
— Ты теперь мнишь себя Сивиллой? Предсказательницей будущего? Которая не ошибается и все знает наперед?
— Ну, подумай сама! Это же логично.
— Да что ты! — Анна Яковлевна всплеснула руками.
— Мам, мы с ним оба — холодные, замкнутые люди, которые заинтересовали друг друга из-за тех ощущений, которых раньше не испытывали. Его привлекли недоступность и короткое слово «Нет».
Я же была потрясена, с каким пылом он меня добивался. На тот период времени ему была интересна женщина, с которой можно еще и поговорить Меня — мужчина, который умеет заботиться. Так что получается, меня привлекло тепло, исходившее от него, а его — холод…
— Ты как сценарий проговариваешь… Красиво! — саркастически заметила Анна Яковлевна. — Напиши, получится превосходно. Вся страна будет рыдать… От сочувствия и восторга.
— Мама, он привлек меня от безысходности — больше ничего!
— И ты искренне в этот веришь? Тереза, опомнись! Люди не схемы твоего сценария. Не тщательно расписанная — как ты это называешь, — раскадровка твоей книги. Они больше, много больше!
— Возможно, ты и права, — дочь на секунду задумалась, — хотя, нет. Ты, безусловно, права. Но мне ближе мои схемы, мои сценарии, особенно в свете последних событий. И я не хочу никого рядом. Мне все еще душно с людьми.
— Значит, ты решила остаться одна?
— Да. По крайней мере, сейчас. Мама, я до сих пор, с самой больницы не могу общаться с людьми. Не могу, не хочу и не буду. Мне плохо с ними. Я могу терпеть чье-то общество, потому что не хочу обижать. Меня же хорошо воспитали… Но любой человек рядом — не обижайся, мама, — это слишком тяжело… Может быть, мне просто надо побыть одной? Опять уехать на дачу, где я просидела все лето. Писать себе книжки…
— Возможно… — прошептала мать. — Но это неправильно.
— Неправильно — да. Жестоко по отношению к Владимиру — допустим. Но пока я могу только так.
— Тереза, посмотри на меня. Я всю жизнь одна! Я слишком гордая, слишком честная, слишком сильная. Слишком правильная… И ты думаешь, это принесло мне счастье?
— Кстати говоря, а почему ты одна? Раз уж у нас пошел откровенный разговор. Может быть, расскажешь мне, наконец, кто мой отец?
— Тереза!
— Нет, правда, интересно, что у вас произошло?
— Ничего не произошло, кроме заурядности. Он был значительно старше. Занимал пост. Был давно женат… И была встреча. Вспышка страсти. Мы ведь не думали ни о себе, ни о ком другом. Мы любили… У нас была весна. Лето. Маленькая толика осени, — Анна Яковлевна вытерла слезы и замолчала.