Выбрать свободное небо
Шрифт:
Сначала Владимир даже испугался — он подумал, что ее голос ему уже чудится. Потом догадался: песенку, которой она представляла книгу, стали крутить на радио. И тут нет спасения от этой женщины! Да что ж такое! Зубов раздраженно нажал кнопку на руле — в машине стало оглушающе тихо.
Так же тихо было дома. Он печально побродил по пустым комнатам. Многозначительно помолчал сам с собой. Немного позлился. И все же уселся за компьютер, полез на сайт писателя-фантаста Терезы Тур. Вот она, обложка книги «Суд драконов». Вот песенка, которую он слышал
«История любви столь же тонкая, сколь и чувственная. Столь же правдивая, сколь и фантастичная…»
«Он — дракон. Он — владетель. Он — повелитель мира, но не своей судьбы, потому что все предопределено. Предопределено той кровью, что бурлит в его венах. Предопределено чередой предков, по заповедям которых должно править этим миром… А если однажды все рухнет? И Судьба, против которой он так яростно бунтовал — это все, что останется. И он примет ее. Потому что он — дракон».
Владимир решительно вышел из-за стола. Все. Хватит. Эта женщина сошла с ума. Она выскользнула из этой вселенной и создала мир иной… Мир, который она придумала во время их отношений. Да, он не забыл, как она самозабвенно стучала по клавиатуре. Как она что-то напевала, шептала тихонько. Морщилась и улыбалась. Губами, только что им целованными, проговаривала диалоги. Качала головой, споря со словами, только что ею и написанными…
Так каким получился мир драконов, в который она так щедро выплеснула чувства. Все, что в ней были?… Мир, который она оживила своими эмоциями, — да так, что в ней самой их попросту не осталось. Мир, что заставил ее ожесточиться к тем, кто любили ее. Осмеливались любить…
Владимир шел по проспекту в поисках книжного магазина. Вот что-то похожее. Он зашел, обнаружил знакомую уже обложку, скривился, купил. «Может быть, — подумалось ему, — если я пойму идею этого мира, то пойму и саму Терезу? Через странную логику ее драконов, ее демонов, через слепок чувств, созданный ею, пока она была рядом со мной. А поняв, сумею избавиться от этого наваждения, от преследующих мыслей о ней. Или наоборот, сумею привязать к себе эту невозможную женщину, это беспокойное существо».
— Простите! — раздался рядом с ним чей-то голос.
— А? — Владимир огляделся — на него с восторгом смотрела какая-то женщина.
— Вы Владимир Зубов, актер?
— Точно, — привычно улыбнулся он в ответ.
— Можно с вами сфотографироваться?
Наверное, во всем виноват этот мир. Эти острозубые скалы, что стремились ввысь. Это огромное красноватое Солнце, щедро разливающее краски по каменной серости. И небо. Бездонное. Серое. Неприветливое небо.
Черный дракон поднимал глаза и видел вдалеке красную точку, что выписывала кульбиты среди облаков. Он закрывал глаза — и видел ее в образе человека. Сияющая улыбка, волосы рассыпались по плечам. Она склоняется над ним…
Его Красная Драконица. Его погибшая любовь… Она мерещилась ему повсюду.
Конечно, во всем был виноват этот мир. Мир, который они обнаружили во время странствий по Дереву
Черный дракон снова смотрел в ее зеленые глаза — и видел, как: «нельзя, недопустимо» сменяется в них смущением, каким-то по-детски трогательным.
Но он не отступал. Попросту не умел этого и не хотел. Он брал ее за руки — какие же у нее ледяные пальчики, — и чувствовал бешеные, гулкие удары ее сердца.
— Нельзя, — беззвучно произносили ее губы.
А он держал ее за руки — и просто смотрел… Какие же у него глаза! Прекрасные, изумительно-чистого серого оттенка. Теперь она читала его… Что же она видела в нем? Нежность. Жажду обладания. Что чувствовала? Тепло его ладоней. Предвкушала жар его тела. Мечтала о нем. Но вместе с тем Красная драконица ясно понимала, что надо бежать, что он — ее погибель. Но она так устала от невозможности согреться. Ей так хотелось почувствовать его нежность. Погрузиться в нее…
И под лучами закатного солнца ее красные крылья вспыхивали ослепительно-ярко. Нестерпимо… Так же, как и она сама.
И драконы исступленно сливались в одно существо. Жадно. Самозабвенно. И за своей любовью не видели ничего. Даже неба.
Каждый сам выбирает ветку И испытывает на прочность, И по нраву — диаметр петли. А мог бы каждый выбрать просторное небо, Между прочим…Владимир читал всю ночь — текст действительно захватывал. Он проглотил его, не анализируя, не рассуждая. Только перевернув последнюю страницу, в раздражении захлопнул книгу, сбросил на пол. Пошел завтракать, попутно размышляя над тем, что же привело его в такое бешенство, практически в исступление. Потом он понял, что вместо чашки с кофе держит в руках мобильник и набирает ее номер. Набирает для того, чтобы прокричать ей в трубку: «Как ты посмела!».
А она посмела. Главный герой был отражением его самого. Тереза наделила своего дракона его, Владимира, жестами, мимикой, «безукоризненной лепкой скул» и даже его манерой говорить. Все мелочи и мгновения их романа она отдала своему герою. Даже те слова, что Владимир шептал ей на ухо в постели…
Его нежность. Его страсть. Его самолюбование. Тереза запомнила и чутко впитала каждое движение, каждый вдох, каждое биение сердца. Подметила, чтобы цинично вынести все это на публику. И написать изумительной красоты книгу…
— Да, — сонно сказала она в трубке.
— Прочитал я твою книжку. Только что, — желчно протянул он.
— И как тебе? — голос немного оживился. Странно, но Тереза, кажется, не ощущала никаких угрызений совести…
Владимиру стало смешно оттого, что он собирался на нее накричать, наговорить гадостей.
— Не знаю, — сказал он вместо колкостей. — У меня странное чувство. С одной стороны, я чувствую себя уязвленным. С другой стороны, книга мне понравилась.
— Ты чувствуешь себя уязвленным, — повторила Тереза.