Выдающееся произведение марксистско-ленинской философии

Андреев Иван Дмитриевич

Наемный убийца осторожно положил патрон на лист бумаги. Оружейник вопросительно смотрел на него, ожидая решения.

— Мне они подойдут. Вы просто кудесник, месье Гуссен. Так какие у вас трудности?

— Дело в контейнере, месье. Трубки. Изготовить их оказалось сложнее, чем я предполагал. Сначала я использовал алюминий, как вы и советовали. Но, пожалуйста, поймите меня, прежде всего я занимался ружьем. Поэтому приступил к контейнеру лишь несколько дней назад. Я надеялся, что легко справлюсь с порученным делом, имея немалый опыт и хорошо оборудованную мастерскую. Для того, чтобы сделать трубки как

можно меньшего диаметра, я купил очень тонкий металл. Как выяснилось, слишком тонкий. Когда я разрезал его на куски, он прогибался, как бумага при малейшем нажатии. Для того, чтобы выдержать внутренние размеры, достаточные для размещения казенной части ружья, и обеспечить прочность контейнера при использовании алюминия, мне пришлось бы сделать неестественно толстую трубу. Поэтому я решил заменить алюминий на нержавеющую сталь. Это единственный выход. Она выглядит как алюминий, но чуть тяжелее. Более прочная, то есть стенка будет тоньше. На ней можно накатать резьбу, и она не прогнется. Конечно, обработка стали сложнее, требует больше времени. Я начал вчера…

— Хорошо, — прервал его англичанин. — Вижу, что вы приняли логичное решение. Мой заказ должен быть выполнен на высшем уровне. Когда?

Бельгиец пожал плечами.

— Трудно сказать. У меня есть все необходимые материалы, если не возникнет чего-то непредвиденного. В чем я сомневаюсь. Я уверен, что с техническими проблемами я справлюсь. Пять дней, шесть. Максимум через неделю.

Англичанин ничем не выразил неудовольствия. Лицо оставалось бесстрастным, глаза не отрывались от бельгийца. Когда тот замолчал, англичанин заговорил не сразу, что-то прикидывая в уме.

— Хорошо. Эта задержка приведет к изменению моих планов. Но, возможно, не столь серьезному, как я думал при нашей последней встрече. В определенной степени это зависит и от телефонного разговора, который должен состояться у меня сегодня. Так или иначе, мне все равно нужно привыкнуть к ружью, а попрактиковаться в стрельбе я могу и в Бельгии. Но мне понадобятся ружье и обычные пули плюс одна из препарированных вами. А также тихое и укромное местечко, где мне никто не помешает. Где я смогу опробовать ружье в условиях строгой секретности? Расстояние до цели должно быть от ста тридцати до ста пятидесяти метров.

Месье Гуссен ответил тут же:

— В Арденнском лесу. Там можно ходить несколько часов и не встретить ни единой души. Вы можете обернуться за день. Сегодня четверг, завтра начинается уик-энд и в лесах будет много отдыхающих. Я предложил бы поехать в понедельник, пятого. А во вторник, в крайнем случае в среду, я надеюсь закончить работу.

Англичанин согласно кивнул:

— Хорошо. Пожалуй, я возьму ружье и патроны прямо сейчас. И свяжусь с вами во вторник или в среду на следующей неделе.

Бельгиец было запротестовал, но покупатель прочитал его мысли.

— Я должен вам еще семьсот фунтов стерлингов. Вот пятьсот, — он выложил на стол пять пачек пятифунтовых банкнот. — Остальные двести при окончательном расчете.

— Благодарю, месье, — оружейник убрал деньги в карман.

Деталь за деталью, он разобрал ружье и положил их в соответственные углубления футляра, обшитые зеленым сукном. Единственную разрывную пулю, которую просил англичанин, он завернул в полоску бумаги и засунул ее между

тряпок и щеток для чистки ружья. Закрыв футляр, оружейник протянул его и коробку с патронами англичанину. Тот убрал коробку в карман, а футляр взял в руку.

Месье Гуссен проводил Шакала до дверей.

Вернувшись в отель к ленчу, Шакал первым делом убрал футляр с ружьем в шкаф, запер его, а ключ положил в карман.

Около часу дня он неторопливо вошел в здание главного почтамта и попросил соединить его с Цюрихом по указанному им номеру. Цюрих дали через полчаса, и прошло еще пять минут, прежде чем герр Мейер взял трубку. Англичанин представился, назвав свой счет и фамилию.

Герр Мейер извинился и вернулся к телефону через две минуты. Из его тона исчезли осторожность и сдержанность. Клиенты, вклады которых в долларах и швейцарских франках постоянно увеличивались, требовали особого отношения. Мужчина из Брюсселя задал один вопрос, и вновь швейцарский банкир, извинившись, положил трубку, чтобы взять ее спустя тридцать секунд. Вероятно, досье клиента уже перекочевало из сейфа к нему на стол.

— Нет, мой господин, — раздалось в телефонной кабинке в Брюсселе. — Мы получили ваше инструктивное письмо, обязующее нас незамедлительно сообщить вам о поступлении платежей на ваш счет, но за указанный период поступлений не было.

— Я звоню вам, герр Мейер, лишь потому, что уехал из Лондона две недели назад и ваше письмо могло прийти в мое отсутствие.

— Нет, мы вам не писали. Как только вам придут деньги, вы сразу же узнаете об этом.

В потоке наилучших пожеланий герра Мейера Шакал положил трубку, заплатил и покинул почтамт.

В самом начале седьмого он пришел на встречу с другим бельгийцем, специалистом по подделке документов. Тот уже сидел в баре, и Шакал, заметив свободную кабинку, кивком головы предложил бельгийцу присоединиться к нему. Едва он сел и закурил, как бельгиец занял место напротив него.

— Закончили? — спросил англичанин.

— Да, все готово. Очень хорошая работа, я это гарантирую.

Англичанин протянул руку:

— Покажите.

Бельгиец также закурил и отрицательно покачал головой.

— Пожалуйста, поймите, месье, тут слишком людное место. К тому же, их лучше смотреть при хорошем освещении, особенно французские документы. Они в студии.

Шакал одарил его ледяным взглядом, затем кивнул:

— Ладно. Пойдемте и посмотрим на них без свидетелей.

Несколько минут спустя они вышли из бара, поймали такси и доехали до угла улицы, на которой располагалась фотостудия. Стоял теплый, ясный вечер, и, хотя узкая улочка утопала в тени, англичанин не снял темных очков, чтобы не быть узнанным. По пути им встретился лишь один старик, согнутый артритом и не отрывающий глаз от земли.

Бельгиец открыл дверь своим ключом. В приемной царил глубокий полумрак, словно за окном была ночь. Лишь редкие полоски серого света просачивались между фотографиями, развешенными на стекле. Англичанин различил очертания стула и стола. Сквозь бархатные портьеры бельгиец провел его в студию и включил верхний свет.

Из внутреннего кармана он достал конверт из плотной бумаги и выложил его содержимое на маленький столик красного дерева. Затем поднял столик и перенес его под свисающую с потолка люстру.