Выдуманный жучок

Кузнецова Юлия Никитична

– Мамочка, ну потерпи. Ну немножечко, ладно?

В палату заглядывает Игорь Маркович.

– Ташка? Иди, Аню привезли.

Я со всех ног бегу в первую интенсивку. Анина мама бледная, но довольная. В руках сжимает «акафистник», толстую книгу с молитвами. Вместе с ней мы дожидаемся, пока Аня очнётся. Она белая, худая. Но улыбается, увидев меня. Встать ей можно только к вечеру. Я рассказываю о сыне священника, которого тем временем перевозят во вторую интенсивку, и про Любителя «Агуши» из своей

палаты. Вечером я прикатываю в первую интенсивку кресло, чтобы отвезти Аню посмотреть на обоих.

– Только ты сначала поешь, – предупреждаю я, – после «Агуши» тебе точно кусок в горло не полезет.

Толик лежит под одеялом один, как детдомовец. На его голове – чалма из бинтов.

– Был отец, – с возмущением докладывает мама с соседней койки, – причастил его и убежал.

Толик молчит, он без сознания. Мама «Агуши» пытается нас с Аней накормить и выпытать у Ани, что ей оперировали. Но мы сбегаем.

Развлечений в больнице – ноль, и на следующий день мы опять идём по маршруту: «Толик – «Агуша». И так каждый день.

То ли из-за наших походов, то ли просто так между Толиком и мамой «Агуши» устанавливается связь. В конце концов она сама приходит с пакетом еды во вторую интенсивку и раскладывает крекеры и сыр у Толика на тумбочке. Отец Толика появляется каждый день по два раза, но кроме причастия не приносит ничего, даже апельсина, и Толик набрасывается на еду.

– Вот так, – радуется мама «Агуши», – мы детей кормить умеем. У нас, правда, не восемь, а двое, но все сыты. Что ж твой папка, плевал на тебя совсем?

Понятно, она сделала доброе дело и теперь хочет театрального представления с Толиком в главной роли. Это противно. Нам с Аней хочется, чтобы Толик ей как-нибудь врезал. Сказал что-нибудь гадкое. Но он молчит.

– Это из-за еды, – догадывается Аня. – Ему неудобно, потому что она его покормила.

– Дурацкая ситуация, – вздыхает мой Жучок, – и ничего не поделаешь. Прогонишь её – она кормить его перестанет. А ему питаться надо. Хотя он терпит не из-за еды…

Это продолжается ещё неделю. Мама «Агуши» приходит к Толику во вторую интенсивку как хозяйка, кормит его, а потом начинает пытать:

– А ты видел своих братьев и сестёр после ЭТОГО?

– Ты ещё веришь в Бога?

– Вот вы, верующие, говорите: всё зачем-то в жизни дано. Ну и зачем твои братья-сёстры погибли?

– Папка твой глупый. Зачем ему молиться в церкви? Бог ему и так должен за службу. Ну, как зарплату платить.

– Папка бросил тебя? Ничего, мир не без добрых людей.

Я ругаю себя за малодушие, но вмешаться как-то не получается. Меня сбивает с толку, почему Толик сам не защищается. Он на всё только кивает и улыбается. Может, это из-за удара?

Внешне, правда, всё в порядке. Ему снимают бинты. На лбу некрасивые швы,

но никаких мозгов не вытекает. Толик просит у Тоси карандаши и бумагу. И начинает рисовать. Как он рисует, с ума сойти! Такие красивые картины! У Игоря Марковича они до сих пор над столом в ординаторской висят. Деревья, золотые от осени, озеро, а в нём – караван птиц отражается.

Иногда к Толику заходит брат. Они сидят на табуретках у окна и тихо толкуют о чём-то. У них небольшая разница в возрасте, года два-три, но разговаривают они странно, совсем не как подростки.

– Это испытание, – донеслись как-то до нас слова брата.

– Я знаю, – ответил Толик, – маме тяжелее.

– Как будто рыцари какого-то тайного ордена, – прошептала я Ане на ухо.

– Верующие люди всегда немного странные, – пожала она плечами.

Аня любит показать, что знает о жизни больше меня. Брат Толика ушёл, а Толик так и остался на табуретке. Он смотрел в небо и о чём-то думал.

Я не выдержала и подошла к нему.

– Зачем ты позволяешь этой противной тётке говорить гадости про твоего папу-священника? – возмутилась я.

– Гадости? – изумился Толик. – Наоборот, она задаёт вопросы о Боге, а я стараюсь рассказать ей всё, что знаю.

– Но она издевается!

– Правда? Я не заметил.

– Ну что, она молиться начала после разговоров с тобой? Или в церковь ходить? Она поклоняется только Еде.

– Каждый человек сам должен решить, когда ему прийти к Богу, – ответил Толик. – Бог каждому даёт знак. А мне ответить на вопросы несложно.

Как-то раз сын-«Агуша» и его мамаша исчезли на полдня. Потом вернулись. Оба плакали.

– МРТ сделали, – еле выговорила мама «Агуши», – очень плохое. Опять на операцию. Опять на химию.

Они ничего не ели до вечера, будто забыли про свои крекеры. Вечером пришёл Толик. Сел рядом с мамой «Агуши» и тихо спросил, точнее, сказал:

– Я попрошу папу, чтобы он за вас помолился.

– За нас? – испугалась мама «Агуши». – А ты разве не сердишься? Я тебе столько про отца наговорила. Только сейчас поняла.

– Ничего, – кивнул Толик, – это не вы, это искушали вас. Не переживайте, я не в обиде. А папка самое главное сделал – отмолил меня у Бога.

Через неделю его выписывают. Жучок говорит – по картине Толика одно удовольствие ползать. Так и слышишь плеск воды, шуршание листьев да вскрики караванных птиц.

Саня

Медсестра Тося вывалила на тележку последнюю порцию творожков и повернулась к нам с мамой:

– Идите в палату. Завтрак разношу.

– Нет, нет, – вздрогнула мама, – я сейчас не могу. Я голову мыть буду.

– Всё утро в обнимку с шампунем? – улыбнулась Тося.