Выход 493
Шрифт:
— Почему вы здесь? — спросил Крысолов, не спуская с него глаз.
— Я здесь умер, — ответил он, и у Секача неприятно зачесалась, покрывшись легким морозцем, ладонь, «перебинтованная» станционным смотрителем в Яготине. — И проснулся таким… Я когда-нибудь срастусь с этой тахтой, черт бы ее побрал… Понятия не имею, сколько так уже провалялся. Сколько лет после войны прошло-то?
— Тридцать шесть, — ответил Кирилл Валерьевич.
Штукатурка вокруг входной двери начала отпадать крупными кусками. Замки стонали и скрипели, красноречиво намекая, что, если ничего не предпринять,
— Тридцать шесть, — вдумчиво повторил старик, и глаза его вдруг прониклись болью и состраданием. — Вот что, мужики… Бегите-ка вы отсюда. Бегите к чертовой матери из этого города. Вам здесь не укрыться — они просыпаются. Они слышат ваш запах и просыпаются… Не все такие сознательные и беспомощные, как я… Их много. Очень много. Если они окружат дом, вам конец. Я уже чувствую, как дрожит земля под их ногами. Бегите в спальню, на балкон, спускайтесь по пожарной лестнице…
Старик как раз договаривал последние слова, когда верхняя петля, удерживающая входные двери, вырвалась из стены, дверь покосилась и в щель просунулись бледные руки. Сталкеры рванули было к спальне, но старик что-то выкрикнул, и они остановились.
— Пожалуйста… — Он посмотрел на Крысолова глазами нищего, просящего подаяние, и сомкнул веки. — Я больше не хочу ждать…
— Покойся с миром, — сказал Крысолов и, спешно перекрестившись, кивнул напарнику.
Секач упер приклад облюбованного им ружья в плечо, направил дуло на старика, отвернулся и спустил курок. Выстрелом двенадцатого калибра с расстояния одного метра седовласую голову легко сняло с плеч и раздробило на куски, но такого эффекта, как у девицы из кафе, не было — мозги не брызнули по стенам, они рассеялись как пыль.
— На балкон! — выкрикнул Крысолов, и они заспешили прочь из комнаты с продолжающим сидеть, свесив ноги, стариком без головы.
Входные двери в последний раз жалостливо скрипнули, затем, сорванные с петель, грохнулись на пол, и в квартиру ворвались обезумевшие зомби. Первым делом они бросились в зал, к старику, недовольно зарычали и ринулись в спальню. Лек с Крысоловом к тому времени уже были на балконе, потому только Секач встретил первых вбежавших зомби дробью из двух стволов. Мужчина в остатках пестрого костюма упал сразу, верхнюю часть его головы снесло выстрелом, а вот крупная гниющая женщина приняла сотню дробинок в свое пышное тело, даже не скривившись.
— Правду он писал, — выбегая из комнаты на крик Крысолова, уже спустившегося на нижний этаж, сам себе сказал Секач. — Таки «иначе бесполезно»…
Балкон снаружи все равно не запирался, а потому Секач оставил узкую дверь открытой, и сам, запрокинув ружье и автомат на плечо, прыгнул на пожарную лестницу, ведущую на крышу и обрывающуюся на уровне первого этажа.
К тому времени Лек уже спрыгнул на землю, схватился за оружие, резко крутя головой, осмотрелся, оглядел заднюю часть дома с небольшим садом, детской площадкой, стоящими поодаль несколькими гаражами и разразился бранью.
— Твою мать, да их тут…
Со всех сторон на него наступали зомби. Некоторые шли не спеша, покачиваясь из стороны в сторону, будто кто-то вынудил их проснуться и шагать, другие же двигались
— По бегущим короткими очередями… — Крысолов прислонился щекой к прикладу автомата, — огонь!
Первый, совсем когда-то молодой парень, успел подбежать достаточно близко. Еще бы пару шагов, и он точно смог бы на ходу прыгнуть на оцепеневшего в ужасе Лека, но Крысолов вовремя срезал гада.
— Эй, не спи! — крикнул он, и Лек, прильнув к окуляру оптического прицела, выстрелил по бегущей за парнем девушке, дико визжащей что-то на непонятном языке.
— Только в голову! — Секач громко шлепнулся на землю, словно упавший с неба мешок, перекатился, но резво вскочил на ноги и разрядил два ствола по тучному строителю — тому самому, которого Крысолов воспретил ему убить полчаса назад. — Только в голову стреляй, остальное без толку!
— Уходим. — Короткими очередями Крысолов заставил выбежавшего из сада мужчину в синих вельветовых штанах отлететь назад, широко раскинув руки. За ним отправился и другой, в дырявом свитере и оборванных до колен брюках. — Двигаемся к машине!
Они шли отовсюду. Они были везде. Выбирались из-за видневшихся вдали гаражей, продирались через сад, оставляя на покрученных, колючих ветвях последние клочья одежды. Словно призраки, сначала темные и черные, но по мере попадания на них бликов света все больше отчетливые и ужасные, они выходили и из подъездов соседнего дома, пересекая пустующую детскую площадку…
Они выходили, будто дождавшись пришествия своего Иисуса, несшего им избавление от мучений. Шли, протягивая к нему, невидимому, руки. Шли на свет, шли на запах, шли на звук выстрелов и брани, не разбирая дороги. Спотыкаясь и падая, когда впереди идущий оступался на железных обломках или простреленный огнем из чьего-то оружия валился на дорогу, они поднимались и снова продолжали свой путь. Они не сбивались с намеченного маршрута.
Их вид вызывал противоречивые чувства. Бледно-серые, обескровленные, покрытые множеством гниющих язв, их высохшие тела и лица, с застывшей в глубинах глазных ям неизвестной человечеству лютостью, заставляли сердца сталкеров биться с удвоенной скоростью, а кадыки ерзать, словно перезаряжая помповое ружье. Но в то же время примитивные, как дешевые игрушки, нелепые в своей анемичной походке, в своей безудержной злобе, тривиальные и предсказуемые, у них было что-то от тех мумий из детских анимационных фильмов.
— Серега, выключи фонарь, — шепнул Крысолов, когда с «быстрыми» зомби на какое-то время было покончено. — И ты тоже. Три маяка для них — очень жирный ориентир.
Лек послушно щелкнул выключателем, и темнота, теперь уже наполненная звуками шарканья старых подошв, причмокивания и голодного мычания, затянула его в себя, как зловещая воронка. Страх и непонимание приказа заставили его всматриваться в темноту, ожидая, что вот-вот его схватит чья-то холодная рука. Но Крысолов, двигающийся почему-то не бегом, а всего лишь быстрым шагом, вел его за собой, словно казак верного коня, и от этого ему было хоть ненамного, но все же спокойнее.