Выход из мрака
Шрифт:
Джонни Мак вновь ворвался в ее жизнь ураганом, желая, нуждаясь, требуя. И давая обещания. В прошлом он ни разу не давал ей обещаний и, тем не менее, разбил сердце.
«Я хочу познакомиться с Уиллом… Я позвоню Куин-ну Кортесу, он будет готов вылететь первым же рейсом в Алабаму, когда потребуется нам… Ты не будешь осуждена за убийство Кента, даже если и прикончила этого сукина сына… Я ни за что не причиню тебе боли, Лейн. Ни за что…»
Он больше не причинит ей боли, и не потому, что пообещал, а потому, что она ему этого не позволит. Кент уничтожил ее наивность, способность легко верить в доброту других. А Джонни Мак дал ей понять глупость
Лейн взглянула на второй этаж дома и заметила свет в окнах комнаты мальчика. Нужно поговорить с ним, объяснить, кто такой Джонни Мак, убедить, что он не тот отвратительный человек, каким его представил Кент.
Но много ли о Кенте и смерти Кента посмеет она рассказать Уиллу? Многое ли сможет извлечь на свет без того, чтобы у мальчика вновь не начались кошмары? Просто счастье, что он не может припомнить убийства Кента, совершил ли сам его или просто был очевидцем. Если Кента убил Уилл, если схватил бейсбольную биту и заколотил его до смерти, не лучше ли будет, если он никогда об этом не вспомнит?
Если б только она была там. Если б только могла помешать Кенту извергать свою гнусную ненависть, мучить Уилла искаженной версией правды. Но Лилли Мэй была там и не смогла предотвратить катастрофы. Или?.. Возможно ли, что Лилли Мэй… Нет! Надо перестать думать о том, что происходило в тот день, когда погиб Кент.
Не важно, в сущности, кто его убил. Важно только сохранить мальчика в безопасности.
Лейн стала готовиться к разговору с сыном. Что она может сказать ему? Как убедить его, что, несмотря на все сказанное Кентом о Джонни Маке, этот человек вовсе не чудовище. Просто в юности он не всегда делал правильный выбор, устанавливал собственные правила игры, безрассудно старался натянуть нос местному обществу. Она не может оправдывать большинство поступков Джонни Мака, но способна нарисовать более достоверный портрет родного отца Уилла. Хоть она и ненавидит Джонни Мака, но не хочет, чтобы его ненавидел Уилл.
Глава 8
Лилли Мэй встретила Лейн, едва та вошла в дом. Насупленные брови омрачали ее морщинистое лицо. Лейн знала Лилли Мэй давно и поняла, что она встревожена. «Беспокоится, что я сержусь, потому что она вызвала Джонни Мака?»
– Нам нужно поговорить, – сказала Лейн. – Но сначала я поднимусь к Уиллу. Надо объяснить кое-что относительно Джонни Мака, пусть поймет…
– Уилла нет.
– Что?
– Сразу же после вашего ухода позвонила мисс Эдит. – Лилли Мэй скривилась, словно упоминание о матери Кента оставило горечь во рту. – Попросила Уилла прийти навестить мисс Мэри Марту. Она звала Уилла.
– Звала по имени или просто требовала своего ребенка?
Лейн было очень неприятно, что Мэри Марта часто называла Уилла «мой ребенок». С тех пор, как золовка впервые взяла Уилла на руки, Лейн испытывала легкое беспокойство всякий раз, когда сестра Кента расточала внимание на мальчика. У Мэри Марты была чуть ли не болезненная привязанность к Уиллу, но всякий раз, когда Лейн говорила об этом Кенту, он отмахивался от ее слов, как от глупости: «Уж не ревнуешь ли ты к Мэри Марте, милая? Она просто любящая тетя». Лилли Мэй указала подбородком на дверь:
– Джонни Мак ушел?
– Да.
– Он вернется?
– Завтра. Напросился на приглашение к обеду.
– Узнаю
Лейн кивнула:
– Чай сейчас будет кстати.
По пути к кабинету она подумала, не пойти ли в соседний дом к Грэхемам узнать, как там Уилл. Нет, не стоит. Ее сын считает себя самостоятельным. В четырнадцать лет он часто возмущается сдерживающим вниманием матери. И до гибели Кента было нелегко давать Уиллу какую-то волю, но теперь – о Господи, теперь! – ей невыносимо оставлять своего сына без догляда больше чем на несколько минут. Вдруг память к нему вернется, когда ее не будет рядом? Вдруг мальчик вспомнит, что он убил Кента?
Опустившись в желто-коричневое кожаное кресло возле выходящих на запад окон, Лейн вздохнула. Измотанная умственно и психически, уставшая носить тяжкое бремя на душе, она подняла ноги на большую кожаную оттоманку, чтобы дать им отдых.
Взгляд ее обежал комнату, которую она оставила после смерти родителей неизменной. Этот кабинет был убежищем отца Лейн, где он находил какой-то отдых после многочисленных дел владельца единственной ежедневной газеты в городе – «Геральд», – которую в 1839 году основал Уильям Александр Нобл, теперь ею совместно владели Лейн и Эдит Грэхем Уэйр.
Вскоре после ее брака с Кентом газету едва не поглотил один нью-йоркский конгломерат, но Эдит пришла на выручку, спасая «Геральд» от вторжения янки. Теперь на доходы от газеты ей приходилось содержать Уилла и себя, поддерживать в порядке поместье Ноблов. Что бы ни случилось, она ни в коем случае не коснется находящегося в доверительном управлении фонда, который ее отец и Эдит совместно основали для Уилла.
В последнее время Лейн замечала, что ее тянет в свою комнату, маленький, уютный рай, куда не доносились звуки из прочих частей дома. Обшитые темными панелями стены и широкая лепнина напоминали об утонченности минувшей эры, как и письменный стол с богатой резьбой и старый персидский ковер. Над камином висел портрет, написанный Гауэром Мэйфилдом, знаменитым художником из Атланты, – портрет юной красивой Селесты Нобл с единственным ребенком, пятилетней Лейн.
Лейн ужасно тосковала по родителям и, видимо, всегда будет тосковать. Хотя их с матерью взгляды совпадаем редко, она обожала Селесту, царственную светскую красавицу Ноблз-Кроссинга. О ее гостеприимных званых вечерах в конце шестидесятых и начале семидесятых годов говорили по всей Алабаме. Может, не будь мать такой расточительной, отец не оказался бы в столь затруднительном положении, когда семейной собственности «Геральд» стала угрожать опасность.
Лейн не только любила отца, но и очень восхищалась им. Билл Нобл был добрым человеком, с сильным характером и отзывчивой душой. Знал почти всех в городе по именам, относился к бедным и богатым с равным уважением. Первым на Магнолия-авеню нанял Джонни Мака для работы во дворе.
Когда Селеста запротестовала против присутствия Джонни Мака, отец Лейн сказал спокойным, но властным тоном: «Кто-то должен пойти навстречу бедному парню. О нем никто не заботится, кроме этого пьяницы Уайли Питерса. Мне неприятно сознавать, что кто-то бывает голодным, и думаю, что Джонни Мак не раз ложился спать с пустым желудком», «Попомни мои слова, Билл Нобл, мы все проклянем тот день, когда ты ввел этого кобеля в нашу жизнь!» – сказала Селеста. И они оказались странным образом пророческими.