Выход на орбиту
Шрифт:
— Мы аккредитацию ещё не получили, — отвечает ЧжуВон, — очень длинная там процедура.
«Как вы знаете, две недели назад правящая партия выдвинула в парламенте инициативу о разработке нового закона, защищающего права женщин. Была создана соответствующая комиссия с целью изучения острой проблемы деторождения. Сегодня в парламенте обсуждают основные положения проекта закона…»
— Лишь бы не заболтали, — ворчу я, но для порядка. Всё идёт, как положено. Шума теперь не будет, на любые возмущения есть ответ: мы
«Звучали предложения…», — тут ведущая «предоставила слово» лидеру ВинЧону, который, — вот зараза! — подставляет меня!
— Предлагаю организовать на каком-нибудь популярном телеканале обсуждение проекта закона и проблемы в целом. И в первую очередь пригласить туда Агдан, раз уж она сама привлекла внимание к этой проблеме. Предлагаю телеканал C3TV-Goodtv…
Разбежался! Так ему и позволили провести через парламент название подконтрольного оппозиции телеканала. Рекомендацию приняли, но без конкретики. Всем рекомендовали. О-хо-хо! Не было у меня забот, так купила корейского порося…
Поворачиваюсь к хихикающему пацаку, смотрю очень долго. Когда к моему сверлению взглядом муженька присоединяется Мульча, тот замолкает. Взгляды у нас многообещающие: допрыгался ты, пацак!
ЧжуВон.
Кажется, перегнул палку. Уж больно грозно на меня смотрела та, что сейчас едет на мне в спальню. Всё время думаю, не роняю ли я лицо, когда Юна не только обзывает меня транспортным средством, но и пользуется мной именно в таком качестве? Ладно, если на руках её отношу, есть в этом нечто благородное. Но когда, как сейчас, прицепилась сзади, зачем-то сказала «Н-н-о-о-о!» и что-то по-русски… как-то подозрительно.
Сомнения проигрывают незамысловатому удовольствию от тесно-телесного контакта. Это соблазн, ёксоль! И я не могу устоять.
Юна, ширкнув грудью о мою спину, подтягивается ближе и вдруг хватает зубами за мочку уха. Останавливаюсь уже перед заветной дверью. Что-то меня слегка пошатывать начинает.
— Скажи, Юна, — вздыхаю стоически, — как у тебя так получается? Сегодня ещё ладно, но бывает, что готов тебя на части разорвать и вдруг ты делаешь что-то, и я сил лишаюсь.
— Потому что ты меня любишь? — в лицо заглядывают невыносимо прекрасные, какие-то ультрафиолетовые, глаза. Кое-как добредаю до кровати и рушусь на неё лицом вниз. Юна тут же устраивается на спине и хлопает по ней ладошкой.
— Юна, больно же… — жалуюсь и вру. Ни на грамм мне не больно. И Юна меня тут же разоблачает.
— Не ври! Вот если я возьму большую дубинку, утыкаю её гвоздями, как следует разгонюсь и тресну с размаху тебе по спиняке, вот тогда ты, может быть, почешешься. А может, и нет. Здоровый стал, как бегемот.
Опять хлопает по мне ладошкой. Потом трясёт ей. Отбила о мою спину. А мне действительно, только щекотно. А Юна
Х-х-а-а-к! — Крякаю, как утка, когда Юна с размаху плюхается мне коленями под лопатки. Юна вцепляется мне в волосы и «злобно» дёргает.
— Ты как посмел меня гнобить, гнусный пацак?
— Юночка, ну, ты же действительно… — нет сил спорить, блаженство переполняет. Она ещё и ложится на меня, дышит в ухо.
— Ладно, проехали.
Почему проехали, куда проехали? Некоторые выражения Юны понимаю только по интонации.
— Такая твоя благодарность за то, что я для тебя сделала.
Когда Юна поступает так непоследовательно и противоречиво, я даже успокаиваюсь. Меня больше пугает, когда она ведёт себя, как настоящая акула, внимательный ко всем мелочам хищник на охоте.
— Юночка, — бормочу расслабленно, — не то, чтобы я против тезиса, что ты много для меня сделала, но сейчас ты про что?
— Ка-а-а-а-к?! — Юна «ожесточённо» щиплет мою спину. Ойкаю, делая вид, что мне очень больно.
— Как ты смеешь забывать всё добро, которое я для тебя сделала? Помнишь, рёбра тебе срастила?
Задумываюсь. История с моими многострадальными рёбрами действительно странная. Но я так и не собрался прорентгениться ещё раз.
— И это СанРи пусть думает, что его ХанЫль сама выздоровела, но мы-то с ней знаем, что это я сделала.
Вздыхаю. Что-то мою Юночку совсем уносит. Поворачиваю голову, но спорить не решаюсь.
— И как ты это сделала?
— Ты что, не веришь?! Гнусный пацак! Я ж тебе говорила! Я — экстрасенс!
— Ах, да! Точно, — соглашаюсь сразу. И даже не улыбаюсь. Юна не отстаёт.
— Признайся, что ты не веришь, — на её слова, сопровождаемые щипками, ойкаю.
— Ну, Юна. Я не суеверный человек. Признаюсь, в экстрасенсов не верю.
— Вот не понимаю, — Юна скатывается с меня, ложится рядом, смотрит на меня, — кто-то, ладно. Но ты-то должен давно знать!
Она деловито взбивает подушку, устраивается рядком. На Мульчу сейчас похожа. Та тоже иногда долго крутится, устраивая себе лежбище. Старательно удерживаю в чувство неги, которым до краёв меня накачала Юна. Получается неплохо.
— И что я должен знать?
— Ну, я ж тебе говорила, — опять упирает в меня сине-фиолетовые глаза. — У тебя сейчас не просто рёбра срослись, все кости стали крепче и немного толще. Ты разве не заметил, что ты в весе прибавил и вовсе не за счёт лишнего жирка?
— Я в армии был, — напоминаю общеизвестный факт.
— Армия закаляет и укрепляет, — соглашается Юна. — Но где ты слышал, чтобы взрослые люди в армии в росте прибавляли? Ты стал выше на три с половиной сантиметра. Об этом тоже не знаешь?