Выход: Запад
Шрифт:
Старик внезапно ощутил себя ребенком, спрашивая так. Офицер возрастом мог быть его внуком.
Офицер ответил, что они скажут когда надо, сэр.
«Скажу когда надо», так говорил отец старика, когда он приставал к нему. И каким-то образом офицер выглядел, как его отец, скорее, как его отец, чем сам старик, как его отец, когда старик был просто мальчишкой.
Офицер предложил старику устроить его доставку, если он захочет, к родственникам или к друзьям.
Это был теплый зимний день, спокойный и солнечный. В океане копошились серферы в своих гидрокостюмах. Над океаном, вдалеке, серые транспортные самолеты выстраивались линией перед посадкой в
Старик задумался над тем, куда он должен перебраться, и, раздумывая об этом, понял, что не было никакого определенного места.
* * *
После атаки на биржу в городе Саида и Надии стало похоже на то, что вооруженное противники власти изменили тактику и стали более самоуверенными, и вместо обычных взрывов бомб или перестрелок они начали захватывать и удерживать части города, иногда здание, иногда целый район, на несколько часов, но, иногда, на несколько дней. Как получилось, что прибыло из их укреплений в горах столько много людей и так быстро — оставалось загадкой, но для слишком широкого города было совершенно невозможно отъединить его от окружающей провинции. К тому же, у противников было много сочувствующих в городе.
Комендантский час, так ожидаемый родителями Саида, наконец-то наступил, и за исполнением стали следить очень жестко: увеличилось не просто количество проверочных пунктов, укрепленных мешками с песком и колючей проволокой, но и количество боевых машин пехоты с крупнокалиберными пулеметами и танков с металлическим башенками, окруженными прямоугольными отростками противоракетной защиты. Саид отправился с отцом на молитву в первую пятницу после объявления комендантского часа, и Саид молился за мир, а отец Саида молился за Саида, а священник в своей проповеди попросил всех молящихся направить свои молитвы на победу правоверных, но осторожно воздержался от уточнения, чью сторону конфликта он считал правоверной.
Отец Саида упал по дороге в университетский кампус, и его сын отвез его на работу, которая оказалась ошибкой всей его карьеры, и ему надо было сделать в своей жизни что-то такое, чтобы у него были деньги, и он смог бы послать Саида в другую страну. Возможно, он был слишком самовлюблен, и его решение о помощи молодым и стране через учение и исследования оказалось лишь выражением честолюбия, и более правильным путем в жизни было бы накопление богатства любой ценой.
Мать Саида молилась дома, в последнее время — еще более усердно, и она настаивала на том, что ничего не поменялось, что в городе и раньше случались подобные кризисы, хотя не могла сказать, когда именно, и что местная пресса и зарубежные медиа преувеличивали опасность. У нее, правда, появились трудности со сном, и, получив от своего фармацевта — женщины, которой она доверяла — успокоительное, она стала принимать его на ночь.
В офисе Саида работы стало еще меньше даже после того, как трое сослуживцев перестали приходить, и, казалось, от этого работы должно было стать больше. Разговоры сфокусировались более всего на различных тайных теориях заговоров, на ситуации со сражениями, и как уехать из страны, поскольку визы, долгое время почти невозможные, теперь стали совсем невозможными для небогатых людей, а путешествия на пассажирских самолетах и кораблях вообще были без вопросов, и размышления о возможностях, или точнее — о риске, различных наземных путей снова и снова приводились и разбирались до самых деталей.
На работе у Надии происходило почти
* * *
Надия и Саид стали встречаться днем, обычно, за обедом в дешевой бургерной, равноудаленной от их работ, с глубокими кабинками в конце зала, вроде как вдали от глаз, и там они держали друг друга за руки под столом, и иногда он гладил ее внутреннюю часть бедра, а она клала свою ладонь на застежку-молнию его брюк, но совсем ненадолго и очень редко, в перерывах между появлениями официанта, и когда не смотрели посетители, и так они мучили друг друга, поскольку путешествия между закатом и рассветом были запрещены, и они не могли остаться наедине друг с другом без того, чтобы Саид провел всю ночь у нее, что, казалось ей, стоило сделать, а для него, как сказал он, они не должны торопиться, потому что он не знал, как сказать своим родителям, и еще потому, что боялся оставить их одними.
В основном, они сообщались по телефону: то сообщение, то ссылка на статью, фотография с работы, или из дома, перед окном на закате или в набежавшем бризе, или смешное выражение лица.
Саид был уверен, что влюбился. Надия не была уверена в том, что чувствовала она, но понимала — что-то происходило. Драматические обстоятельства, подобные которым испытывали они и другие влюбленные, имеют привычку создания драматических эмоций, и, более того, комендантский час вызвал эффект, подобный любовным отношениям на далеком расстоянии, а такие отношения на далеком расстоянии хорошо известны своим нагнетанием страсти, по крайней мере на какое-то время, так и пост хорошо известен своим нагнетанием страсти к еде.
* * *
Выходные дни первых двух недель комендантского часа прошли без их встреч, и вспышки перестрелок сделали невозможными путешествия сначала в районе Саида, а потом и у Надии; и Саид послал Надии популярную шутку о том, что военные просто вежливо напомнили городскому населению: всем надо хорошенько отдохнуть в выходное время. И в обоих случаях армия провела воздушные атаки, разбив окно душевой Саида, когда он там мылся, и вызвав похожую на землетрясение дрожь крыши с лимонным деревом, когда Надия сидела на своей террасе, выкуривая план. Боевые самолеты с ревом проносились по небу.
Третья неделя была тихой, и Саид направился к Надии; и она встретила его а близлежащем кафе, поскольку для нее с каждым днем становилось слишком рискованно находиться снаружи без робы, а для него — менять верхнюю одежду на улице, и тогда он достал робу в туалете, пока она платила счет, и с покрытой головой и со взглядом в землю, последовал за ней, и как только они поднялись, то тут же бросились в постель и уже почти что обнажились, и после, как посчитала она, такого длительного молчания, она сама спросила его, принес ли он кондом, а он взял ее лицо руками и произнес: «Я не думаю, что мы должны заниматься сексом до свадьбы».