Выхожу один я на рассвете
Шрифт:
Продолжая сопеть, Петя обещает поделиться выручкой с картины. Прежде чем проститься, шумно сопит и сморкается. Бывший сержант действительно чувствует себя неловко.
А вскоре после обеда в больницу заявляется Семен. За руку он ведет своего сына. Маленький Вовчик ходит по палате кругами, присаживаясь на корточки, бдительно заглядывает под кровати.
–
– Радостно объясняет Семен.
– Мол, тихий час, то-се. А я взял и бухнул про сына. Неужели, мол, сынишка отца не имеет права проведать? Ну, они на Вована глянули и прослезились.
Глядя на "Вована", трудно не прослезиться. Щеки у него как пара спелых яблок, да и сам он похож на румяный, одетый в костюмчик пирожок.
– Нет, Артем, ты герой! Стреляться в наше подлое время это шик! Я бы так не сумел.
– Семен некоторое время задумчиво молчит и наконец изрекает: - Некоторым одаренным людям стать храбрыми мешает пылкое воображение. По счастью, это не про тебя.
– Ты про одаренность?
– Я про пылкость, - мутно объясняет он.
– Если хочешь, могу даже сочинить песню в твою честь.
– Сочини.
– И сочиню!..
– Семен несколько тушуется.
– Ты извини, что без подарков. Мы тебе грушу несли, но по дороге это...
– Я понимаю.
– Вкусная груша, - задумчиво бормочет Вовчик. Успевший изучить палату вдоль и поперек, он приближается к нам. Честные его глазенки смотрят на меня вопрошающе.
– Дядя Тема, скажи, у тебя под кроватью кто живет?
Чуткая детская душа видит то, чего не чуют взрослые.
– Невидимка, - признаюсь я.
– А как его зовут?
– Агафон.
Вовчик удовлетворенно кивает. В детском мире все просто и ясно, и незачем тень наводить на плетень.
– А он может сейчас поиграть со мной?
– Увы, он сейчас спит.
– Что ж, - рассудительно произносит Вовчик.
– Тогда мы пойдем, можно?
– Идите, - разрешаю я.
Вовчик берет отца за руку, тянет на выход. По дороге прихватывает из вазочки цветы.
–
Отказать ему нет возможности, и я великодушно киваю. Смотреть на них - полная потеха! Кто кого ведет - непонятно. Карапуз шагает неторопливо и солидно, долговязый папаша неловко семенит рядом.
– Да! Вот еще что, - оборачивается Семен уже у двери.
– Я про Келаря узнавал, - операцию ему сделали.
– Ну?
– Точно говорю! Пули из него вытащили. Целых две штуки!
– Как две?
– Я подпрыгиваю на кровати.
– Я ведь даже выстрелить не успел!
– Успел там или не успел, - знаю только, что одна пулька в ногу угодила, а вторая в кисть.
– Семен показывает мне большой палец.
– Понятия не имел, что ты так стреляешь. Прямо ковбой!
Они скрываются за дверью, а я лежу ошарашенный. Две пули не три и не четыре, но тоже многовато. Значит, все-таки постарался наш доблестный майор. Вне всяких сомнений! Если комара влет и со ста шагов, то с тех же ста шагов попасть в руку - форменный пустяк.
– Слыхал?
– Костяшками пальцев я стучу в стену.
Дверца тумбочки с треском распахивается и вновь захлопывается.
– Как думаешь, можно для англичан развалить еще какую-нибудь хибару?
Агафон не спешит с ответом. Англичане его явно не интересуют.
– Чего молчишь? Эти парни отвалят нам три тысячи долларов!
Дверца тумбочки нехотя поскрипывает. Деньги Агафона тоже не занимают.
– Заодно Настеньку пригласим. Знаешь, как ей нравятся твои фокусы...
Я не успеваю договорить. Тумбочка резво подпрыгивает и звучно бьет ножками в пол. Мне становится смешно. Воистину каков хозяин, таков и пес! В моем доме вместо пса - барабашка, и, глядючи на своего хозяина, он тоже успел преизрядно испортиться.
– Ловелас!
– Бормочу я сквозь смех.
– Старый бабник и злостный повеса!
Тумбочка с энтузиазмом продолжает колотиться об пол...