Выхожу тебя искать
Шрифт:
– Тогда тем более… тебе нет никакого смысла скрывать, где находится Вера. Пойми, она сейчас, повторяю, в таком состоянии, что способна на все. Если она твоя подруга, ты должна помочь нам найти ее… Она заговаривается, у нее бегающий взгляд, она затравлена, не спит и постоянно вздрагивает от любого шума. Кроме того, она является директором крупной фирмы, а потому ей нельзя рисковать своей репутацией. В ее же интересах поскорее объявиться и доказать свою невиновность. Пусть прямо сейчас нанимает адвокатов, если боится, что ее посадят за преступление, которое она не совершала…
– Говоришь-то ты хорошо, но только
– Я не знал… Я не знал, что так все случится… Я же разговариваю сейчас с тобой не как с той Лорой, какую я знал прежде. Ты сейчас совсем другая. И я бы остался у тебя до утра, если бы не Юля…
– У тебя с ней роман?
– Нет, у меня с ней ничего нет… Но она… я никогда себе не прощу, если с ней что-нибудь случится… Она такая хрупкая, нежная, и ей почему-то не везет в жизни…
Игорь подошел к Лоре и обнял ее. Поцеловал влажные от набежавших слез щеки.
– Не плачь. Я приеду к тебе завтра. Или, если хочешь, приезжай ты ко мне… Записывай адрес… телефон…
– Я и так запомню.
Игорь продиктовал и стал собираться. Он чувствовал на себе тяжелый женский взгляд, молящий его о том, чтобы он остался, но на сердце была рана, и она сильно кровоточила. Он знал, что не успокоится, пока не найдет Юлю… А для того, чтобы найти ее, надо было отыскать Веру. Теперь уже и он считал, что все действующие лица в этой трагедии – живые ли, мертвые – каким-то образом связаны…
– Она у Захара…
Игорь резко повернулся, но Лоры уже в прихожей не было.
– Встретимся, – пробормотал он.
Рогозин встретил его пьяной и благодушной улыбкой.
– Вы ко мне? Проходите.
Глядя в опухшее, деформированное алкоголем и нездоровым образом жизни лицо Рогозина, Крымов вспоминал, что когда-то, очень давно, даже восхищался им – и этим лицом, и этим человеком. Он был хорошим артистом и, безусловно, талантливым человеком, звездой местного драмтеатра. А потом его пригласили в Москву, сниматься в каком-то фильме на «производственную» тему. Снялся. Дальше пошли небольшие, но яркие роли, а затем пауза длиной в оставшуюся жизнь… Крымов слышал, что он вернулся из Москвы много лет назад, вернулся поистаскавшийся, как загулявший кот, и наотрез отказался работать в своем театре. Точно одержимый, Рогозин ждал новых приглашений из Москвы, и не только с «Мосфильма», но из «двух театров», но так и не дождался… Во время его столичной «эмиграции» у него умерла мать, которая оставила ему две квартиры в центре. Если бы не квартиранты, которых Рогозин туда пускал за большие деньги, он бы умер голодной смертью… Умер бы со своими обидами, амбициями и упорным желанием не работать…
– Мы с вами знакомы? – все еще улыбаясь и не представляя, чем может для него закончиться эта встреча, спросил Рогозин.
– Нет, но сейчас познакомимся… – Крымов одной рукой схватил Рогозина за ворот рубашки, который тут же порвался из-за ветхости, другой врезал ему кулаком в челюсть…
Рогозин отлетел в дальний конец коридора. Он лежал, подтянув к подбородку колени и глядя снизу вверх на надвигающегося на него Крымова.
– Кто вы? Что вам надо?
– Где тот человек, что жил
– Какой человек? У меня многие жили! Кто именно вас интересует?
Крымов вдруг вспомнил глаза борзой – как она смотрела на своего оскалившегося убийцу перед смертью, и ему пришлось сделать даже несколько шагов назад, чтобы снова не наброситься на этого жалкого актеришку и не выбить из него дух…
– Меня интересует пианист из «Европы», который назывался Германом Кленовым, понятно?
– Но я не знаю никакого пианиста! И у меня никогда здесь никто не жил! Я сдаю квартиры в другом месте, но и там нет никого, кто бы работал в «Европе»… Вы что-то путаете…
– К вам приходили Иноземцев, Ивонтьев, и вы играли с ними в карты, а еще поздно вечером к вам приходил, как к себе домой, пианист Герман Кленов, хотя никакой он не Кленов… Те двое ушли поздно ночью, а пианист остался…
– Но у меня действительно никогда не было никакого пианиста… Может, он заходил в другую квартиру?
Крымов сжал кулаки. Он понимал, что над ним издеваются и провоцируют на дальнейшие действия, после которых ситуация может осложниться… Да, Рогозин хоть и пьет, но мозги свои еще не пропил. Видать, этот пианист ему хорошо заплатил.
– Поднимайтесь… – Крымов протянул руку и резким движением поднял перепуганного актера с пола. – У вас тут есть стулья?
Он подтолкнул Рогозина к кухонной двери.
Первое, что поразило его, так это чистота и порядок. У такого человека, как Рогозин, не могло быть порядка. Даже Крымов, который терпеть не мог грязной посуды и немытых полов, редко когда заставлял себя убираться и находил тысячи причин и оправданий, чтобы только этого не делать. А здесь – идеальная чистота, не считая оставшейся после ужина посуды: одной тарелки с остатками яичницы, стакана, вилки и пустой бутылки из-под водки. Холодильник, скудная мебель – все было без единого пятнышка. Красивые кружевные занавески придавали кухне уют и наводили на мысль о том, что в квартире жила или живет женщина…
И тут Крымов увидел нечто такое, что заставило его вздрогнуть, как если бы он увидел что-то противоестественное, абсурдное, из области сюрреализма: под столом, самым аккуратным образом придвинутые одна к другой, стояли крошечные черные женские туфельки на шпильках…
Крымов, позабыв на время, где находится, видя сейчас перед собой лишь туфли, вытащил из кармана брюк носовой платок и, обернув им правую руку, взял одну туфлю и перевернул подошвой вверх. Конечно, она была сильно потерта, но все же не настолько, чтобы не различить надпись, выполненную готическим шрифтом: «Vena».
Он резко повернул голову, чтобы уловить выражение лица Рогозина. Тот самым внимательнейшим образом наблюдал за движениями своего нахального, агрессивного и непредсказуемого гостя…
– Вы так рассматриваете эти туфли, словно они в крови, черт возьми… – хмыкнул Рогозин и покачал головой. – Вы бы хоть по-человечески объяснили, что вам от меня надо…
Крымов достал свое удостоверение.
– Я расследую убийства, вы хорошо слышите меня: убийства! Так вот, все следы привели в вашу квартиру, понятно теперь? Я уж не знаю, кто вас так подставляет на каждом шагу, но, будьте уверены, уж вы-то от меня не отвертитесь… не сбежите, как ваш знакомый пианист!