Выкуп за мертвеца
Шрифт:
Маленькая группа валлийцев собралась на большом дворе аббатства, они жались друг к другу, беспокойно озираясь по сторонам. Стражники Хью незаметно, но зорко охраняли их, отрезав валлийцев от запертых ворот. Элис и Элиуд, пораженные обрушившейся бедой и беспомощные, молча стояли чуть поодаль, не глядя друг на друга. Кадфаэль сейчас впервые заметил их фамильное сходство, такое слабое, что в обычное время его трудно было заметить, тем более, что один был всегда серьезен, а второй беспечен, как птица. Но сейчас, когда у обоих был потрясенный вид, их можно было принять за близнецов.
Они
Вот с Мелисент все обстояло иначе. За ее ледяным спокойствием скрывался огонь, и сейчас пламя стало вновь разгораться, искры его блестели в глазах. Бросив на Элиса странный взгляд, она тут же отвернулась, глядя перед собой.
Хью на минуту остановился, отдавая распоряжения своим людям, которые должны были отвести валлийцев в крепость. Он приказал обращаться с ними учтиво, так как все они могли оказаться невиновными, но при этом не спускать с них глаз. Он уже собрался продолжить свой путь и довести женщин до странноприимного дома, как вдруг Мелисент тронула его за руку:
— Милорд, поскольку здесь брат Эдмунд, можно мне задать ему вопрос? — Девушка была спокойна, но огонь уже начал прорываться, щеки ее порозовели. — Брат Эдмунд, ты лучше знаешь свои владения, и мне известно, сколь неусыпно ты печешься о них. На тебе нет никакой вины. Но скажи, не входил ли кто-нибудь к моему отцу, после того как он заснул и все вышли?
— Я находился рядом не все время, — с несчастным видом произнес Эдмунд. — Да простит мне Господь, я не думал, что в этом есть необходимость. К нему мог войти кто угодно.
— А не знаешь ли ты кого-нибудь, кто определенно туда входил?
Сибилла с огорченным и укоризненным видом потянула падчерицу за рукав, но та стряхнула ее руку, даже не взглянув в сторону мачехи.
— И только ли один человек? — с ударением спросила Мелисент.
— Насколько мне известно, только один, — ответил удивленный Эдмунд. — Но входил он вовсе не с дурной целью. Это было незадолго до того, как все вы вернулись из покоев аббата. У меня как раз появилось время для обхода, и я увидел, что дверь у шерифа открыта. У его кровати я застал молодого человека, который, по-видимому, собирался нарушить его сон. Я не мог этого допустить и, взяв его за плечо, вывел из комнаты И он послушно ушел, не споря со мной. Не было сказано ни слова, и больной не проснулся, — простодушно сказал Эдмунд.
— Так, — вымолвила
Эдмунд не знал имени юноши, так мало он с ним соприкасался. Он в замешательстве указал на Элиса:
— Это был наш валлийский пленник.
Мелисент издала странный возглас, в котором смешались гнев, вина и боль, и порывисто обернулась к Элису. Ее лицо пылало, а синева глаз слепила, как сверкающий под лучами солнца лед.
— Ты! Конечно ты! Именно ты туда вошел. О Боже, что мы наделали! А я-то, дура, не верила, что ты всерьез говорил, мол, убьешь из-за меня, убьешь любого, кто встанет между нами. Ты говорил это много раз. О Господи, и я тебя любила! Быть может, я даже толкнула тебя на это преступление. Я ведь не понимала! Ты сказал, что готов на все, лишь бы тебя не отправляли обратно в Уэльс. Готов на все! Ты сказал, что убьешь, и убил. И да простит мне Бог, я виновна вместе с тобой.
Элис стоял перед ней, не веря своим ушам, беззащитный, как ребенок. Этот счастливчик внезапно превратился в самое несчастное существо на свете. Лицо его окаменело, черты исказил ужас. Он бешено тряс головой, словно пытаясь отделаться от кошмара, но не мог произнести ни звука.
— Я беру назад все слова любви, — яростно воскликнула Мелисент, и в голосе ее звучала невыносимая мука. — Я тебя ненавижу, ненавижу… Я ненавижу себя за то, что любила. Ты совсем меня не понял, ты убил моего отца!
Наконец Элис стряхнул с себя оцепенение и рванулся к девушке:
— Мелисент! Ради Бога, что ты говоришь?
Она отпрянула от него:
— Нет, не прикасайся ко мне, не подходи! Убийца!
— С этим надо кончать, — вмешался Хью и, взяв девушку за плечи, передал Сибилле. — Мадам, я хотел избавить вас сегодня от лишних переживаний, но, как видите, с этим нельзя подождать. Ведите ее! Сержант, отведи этих двоих в сторожку. Там мы сможем спокойно поговорить. Эдмунд и Кадфаэль, ступайте с нами, может потребоваться ваша помощь.
— А теперь, — сказал Хью, собрав в прихожей сторожки всех вместе — обвиняемого, обвинителя и свидетелей, — теперь давайте-ка докопаемся до сути дела. Брат Эдмунд, ты говоришь, что застал этого человека, когда он стоял у кровати шерифа. Как тебе показалось, долго ли он там пробыл? Или только что пришел?
— Мне показалось, что он только что вошел, — ответил Эдмунд. — Он стоял в изножье и размышлял, будить ли шерифа.
— Но ведь он мог пробыть там и дольше. Мог стоять над человеком, которого задушил, и теперь хотел убедиться, что тот мертв.
— Можно истолковать это и таким образом, — согласился Эдмунд, правда, с большим сомнением. — Но мне это как-то не пришло в голову. Если бы в нем было что-то зловещее, я бы заметил. Правда, он вздрогнул, когда я дотронулся до него, и виновато взглянул на меня, но выглядел он как нашкодивший мальчуган. А когда я велел ему уйти, он безропотно удалился, как послушный ребенок.
— А ты не взглянул еще раз на постель, после того как он ушел? Можешь ли ты с уверенностью сказать, что шериф тогда еще дышал? Не смяты ли были одеяла на постели?