Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Финлейсон Клайв

Люди Ниах приводили свои техники охоты и собирательства в соответствие с местами обитания, которые использовали. В теплые и влажные периоды, когда лес вторгался в саванну, эти люди все больше от него зависели. И здесь имел место тот же самый инновационный периферийный процесс, который, как мы видели, был стимулом на протяжении большей части эволюции человека, но, как это ни парадоксально, на этот раз все вышло наоборот: люди стали специалистами по открытым лесам и саваннам, и дремучий лес был для них негостеприимным местом на окраине комфортной для обитания зоны. Именно в лесу они испытывали больше сложностей из-за окружающей среды.

Похоже, их основная продовольственная стратегия была сфокусирована на наиболее распространенных млекопитающих. Тогда это были дикие свиньи, бродившие по саваннам и лесам. Люди Ниах продолжали давнюю традицию человеческого рода, которая заключалась в том, чтобы ловить млекопитающих среднего размера ^[162] , однако им удалось продвинуться в этом на шаг вперед. Те места изобиловали обезьянами

и другими приматами, и на них регулярно велась охота: люди Ниах ели приматов, в том числе больших орангутанов ^[163] . Так они справлялись с новой ситуацией — выходом из саванны на опушку леса. Рассматривать это как некую революцию было бы неправильно. Люди просто делали то, что было характерно для их видов, — они были новаторами, импровизировавшими в новом мире.

162

В категории от 100 до 1000 килограммов; С. Finlayson, Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective (Cambridge: Cambridge University Press, 2004).

163

Barker et al., ‘The «Human Revolution»’.

Методы ловли животных, по-видимому, были неселективными. Нет никаких доказательств того, что для отлова выбирали особей определенного возраста. Учитывая то, что в лесной среде животных трудно разглядеть и они редко группируются в стаи или большие группы, вполне вероятно, что к этому моменту уже были разработаны методы заманивания в ловушки. Если это действительно так, то становится понятно, почему животных, на которых охотились в Ниах, не разделить на конкретные виды или возрастные категории.

Люди Ниах были всеядны. Они использовали большую часть того, что было им доступно в мозаике леса и окружавшей их саванны. Они ловили черепах и даже варанов. В ход шло и большое количество пресноводной рыбы и моллюсков из местных рек и болот, однако нет никаких признаков того, что они употребляли морепродукты. В течение большей части этого периода уровень моря был ниже, чем сегодня, поэтому Борнео, Суматра и Ява были соединены с материковой частью Юго-Восточной Азии, создавая континентальный массив Сандаланд, который был примерно размером с Европу. Пещера Ниах могла находиться намного дальше от побережья, чем сегодня, и возможно, жители Ниах никак не пользовались его благами. Конечно, существует и вероятность того, что они совершали сезонные походы на побережье и использовали морские ресурсы прямо там. В конечном итоге, зачем им было переносить рыбу и моллюсков на большие расстояния обратно в пещеру? Вполне возможно, что, как и многие другие загадки доисторических времен, эта останется неразгаданной.

Лес также был богат растительными продуктами, но многие потенциальные источники еды были ядовитыми и нуждались в обработке перед употреблением в пищу. Люди Ниах умели справляться и с этим. Они обладали знаниями и технологиями, при помощи которых могли сделать съедобными высокопитательные лесные растения. Например, чтобы провести детоксикацию орехов, они закапывали их в ямы с пеплом ^[164] . Все эти подробности о Ниах лучше обрисовывают портрет людей, которые впервые прибыли с севера, вероятно, следуя за распространяющимися саваннами и их животным миром, позднее 50 тысяч лет назад, в те времена, когда можно было пройти от современной материковой Малайзии до Борнео. Оказавшись там, они смогли остаться в этом районе и научились справляться с переменами в своем местообитании, вызванными изменениями климата.

164

Там же.

В Ниах мы видим новые способы использования ресурсов: ловлю приматов, живущих на деревьях, ловушки и западни, ловлю рыбы и детоксикацию растений. Все это — примеры решений, придуманных в условиях стресса во времена, когда саванны вымещались дождевым лесом. Самым удивительным из этих новшеств была практика сжигания дождевого леса. В Ниах было обнаружено большое количество пыльцы растений, которые, как известно, первыми заселяют районы, пострадавшие от лесных пожаров. Их появление совпало с периодами, когда тропический лес разрастался. Морские керны (пробы), извлеченные у побережья Борнео, также запечатлели аномально высокую концентрацию микроскопических частиц угля ^[165] в период, начавшийся около 50 тысяч лет назад — времена первого из известных поселений в Ниах. Эти свидетельства слишком значительны и внезапны, чтобы быть результатом только природных пожаров. Похоже, еще в далеком прошлом люди начали поджигать лес, чтобы устроить открытую саванну, пригодную для животных, на которых они охотились.

165

L. Beaufort et al., ‘Biomass Burning and Oceanic Primary Production Estimates in the Sulu Sea Area over the Last 380 kyr and the East Asian Monsoon Dynamics’, Mar. Geol. 201(2003): 53–65; G. Anshari et al., ‘Environmental Change and Peatland Forest Dynamics in the Lake Sentarum Area, West Kalimantan, Indonesia’, J. Quat. Sci. 19(2004): 637–55.

У нас нет сомнений в том, что уже как минимум 50 тысяч лет назад люди, с которыми мы можем себя отождествлять — наши предки, —

жили на окраине тропического леса Борнео. Их поведение было гибким и изобретательным, что отражает и нашу сущность, однако они не рисовали в пещерах и не делали ожерелий. Отсутствие следов искусства и украшений на европейских стоянках того же периода, связанных с неандертальцами, заклеймило их как отсталых и архаичных людей. Такова субъективность, которую мы привнесли в изучение нашей эволюционной истории.

В предыдущей главе мы рассмотрели экспансию популяций протопредков, происходившую ранее 80 тысяч лет назад в Африке и прилегающих районах, таких как Ближний Восток. Но как люди могли попасть из Африки, где они находились 80 тысяч лет назад, в Борнео 50 тысяч лет назад? Когда мы смотрим на ныне живущие популяции людей со всего мира, мы обнаруживаем, что все неафриканское население возникло после 80 тысяч лет назад из основной популяции, которая жила в Северо-Восточной Африке, вероятнее всего, в Эфиопии ^[166] . Именно оттуда нам стоит начать.

166

P. A. Underhill et al., ‘The Phylogeography of Y Chromosome Binary Haplotypes and the Origins of Modern Human Populations’, Ann. Hum. Genet. 65(2001): 43–62; S. Wells, The Journey of Man: A Genetic Odyssey (London: Penguin, 2002); S. Oppenheimer, Out of Eden: The Peopling of the World (London: Robinson, 2004); S. Barnabas et al., ‘High-Resolution mtDNA Studies of the Indian Population: Implications for Palaeolithic Settlement of the Indian Subcontinent’, Ann. Hum. Genet. 70(2005): 42–58; V. Macaulay et al. ‘Single, Rapid Coastal Settlement of Asia Revealed by Analysis of Complete Mitochondrial Genomes’, Science 308(2005): 1034–6.

Интересно, что этот период экспансии нашего предка позднее 80 тысяч лет назад парадоксальным образом совпадает со временем, когда Ближний Восток оказывается заброшенным и там живут только неандертальцы. Мы видели, что климат тогда стал прохладнее, но оставался относительно мягким, за исключением двух периодов сильного холода и засухи (70 и 47–42 тысячи лет назад). В то же время очень влажные периоды, затронувшие Восточную Сахару, пустыню Негев и Аравийский полуостров ранее 80 тысяч лет назад, вероятно, также сошли на нет ^[167] . А это означает, что в период географической экспансии с северо-востока Африки в Юго-Восточную Азию климат не был исключительным, хотя и становился более сухим, чем раньше. Не было ни тепло, ни влажно, а периодов сильного холода и засухи было мало. Давайте запомним эти наблюдения и попытаемся понять события, произошедшие дальше.

167

B. J. Szabo et al., ‘Ages of Quaternary Pluvial Episodes Determined by Uranium-Series and Radiocarbon Dating of Lacustrine Deposits of Eastern Sahara, Palaeogeogr., Palaeoclimatol., Palaeoecol. 113(1995): 227–42; D. Heitmann et al., ‘Changing Moisture Sources over the Last 330,000 Years in Northern Oman from Fluid-Inclusion Evidence in Speleothems’, Quat. Res. 60(2003): 223–32;). K. Osmond and A. A. Dabous, ‘Timing and Intensity of Groundwater Movement during Egyptian Sahara Pluvial Periods by U-series Analysis of Secondary U in Ores and Carbonates’, Quat. Res. 61(2004): 85–94; J. R. Smith et al., ‘A Reconstruction of Quaternary Pluvial Environments and Human Occupations Using Stratigraphy and Geochronology of Fossil-Spring Tufas, Kharga Oasis, Egypt’, Geoarchaeol. 19(2004): 407–39; A. Vaks et al., ‘Desert Speleothems Reveal Climatic Window for African Exodus of Early Modern Humans’, Geology 35(2007): 831–4.

Когда новая идея выдвигается впервые, она неизменно встречает сопротивление, но иногда, если у нее появляются сторонники, она стремится стать частью общепринятой науки и зачастую превращается в догму. Вероятно, именно это и произошло с идеей о «движении накатом» из Африки. Теория «южного маршрута» через полуостров Сомали на Аравийский полуостров была впервые выдвинута Мартой Лар и Робом Фоли в Кембридже еще в 1994 году ^[168] . Эта новая и интересная идея заключалась в том, что не все перемещения людей из Африки обязательно проходили через Ближний Восток. В последние годы «южный маршрут» получил поддержку, тем более что генетические данные помогли нам составить более четкую картину того, как рассредоточивались люди ^[169] . Трудности с «южным маршрутом» начались для меня не с самого маршрута, который представляется разумным, а с предполагаемого способа его преодоления.

168

M. M. Lahr and R. Foley, ‘Multiple Dispersals and Modern Human Origins’, Evol. Anthropol. 3(1994): 48–60.

169

L. Quintana-Murci et al., ‘Genetic Evidence of an Early Exit of Homo sapiens sapiens through Eastern Africa, Nat. Genet. 23(1999): 437–41.