Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Финлейсон Клайв

Но объединение в группы создало и дополнительное давление, с которым также приходилось свыкаться. Это напряжение постоянно создавало коллизию между интересами отдельной особи и группы. Для любого индивидуума другие члены группы были либо ресурсами (напарники, сексуальные партнеры, потомки), либо угрозами (конкуренты, мошенники). Напряжение жизни в группах мало чем отличалось от того, которое формировало сознание географического картирования, но оно было более интенсивным по той простой причине, что окружающая среда теперь включала и других представителей того же вида, взаимодействующих при помощи множества способов в очень ограниченном пространстве и в течение очень коротких промежутков времени. Для животных с медленными циклами жизни и сложным умственным географическим картографированием переход к жизни в группах и адаптация мышления к более быстрым и менее предсказуемым изменениям не были столь трудны.

Из этой книги вы могли понять, что выживание заключается в том, чтобы как можно лучше прорабатывать настоящее, опираясь на опыт прошлого, не имея при этом уверенности в будущем. Зачастую радикальные изменения в среде означали, что многие выдающиеся модели устаревают в одночасье, но бывают случаи, когда некий дизайн, разработанный для одной цели, становится пригодным и для совсем другой. Гибкость обезьяньих суставов пригодилась им в ежедневном лазании по деревьям, но однажды это позволит их обезьяноподобному потомку

изготавливать орудия, пахать землю и летать на Луну. Способность передвигаться на двух ногах по кронам деревьев уже позволила освободить руку для сбора плодов с самых подвижных ветвей. Эта способность однажды породит олимпийских спортсменов. Универсальная диета, которая включала мясо, способствовала выживанию в окраинных тропических местообитаниях. Однажды она освободит проточеловека из этой тропической тюрьмы, которая успешно оберегала его род в течение миллионов лет. На гораздо более позднем этапе длинной истории культурные и технологические достижения людей тундростепи позволили немногим из них пережить ледниковый период в убежище, из которого они потом вышли, чтобы колонизировать большую часть Евразии и американских континентов. Многие навыки, необходимые для выживания в этих враждебных условиях, оказались полезными и в новом контексте. Так зародилось сельское хозяйство.

Другие достижения имели ограниченное применение. Стратегия ходьбы на костяшках, которая позволяла протошимпанзе перемещаться по земле между деревьями во фрагментированном лесу, завела их в тупик и передала сухопутный мир саванн и равнин в руки людей. Некоторые изобретения были полезными в течение долгого времени, но в конечном итоге провалились. Потрясающее телосложение Homo heidelbergensis, приспособленное к умерщвлению крупных пасущихся животных Евразии среднего плейстоцена, нуждалось в модификации, поскольку эти животные начали исчезать. Неандерталец был адаптивной версией, которая какое-то время справлялась с задачей, но в итоге провалилась вместе с остальными мегаживотными своей эпохи. Это урок стоит выучить. Большинство эволюционных проектов, а возможно и все, при наличии достаточного времени, независимо от того, как хорошо они соответствуют настоящему, однажды столкнутся с угрозой исчезновения.

Непреднамеренная предрасположенность к будущему успеху прекрасно иллюстрируется географическим мышлением древней обезьяны, которая бродила по тропическим лесам периода миоцена. Эта способность позволяла ей находить деревья с фруктами среди лабиринтов бесплодных стволов и ветвей. Такое мышление стало полезным во многих отношениях, особенно для обезьян, которые были вытеснены на окраины лесов, где хорошие деревья было еще труднее найти. Любые изменения мозга, служившие двигателем этого разума и способствовавшие лучшей производительности, закреплялись, и закодированная информация, необходимая для улучшения мозга, передавалась будущим поколениям обезьян. Но всему существовал предел. Этим пределом была цена производства все более дорогого мозга. Но если затраты могли быть компенсированы какими-то изменениями, позволявшими увеличить потребление энергии, или неким способом смягчения затрат в долгосрочной перспективе, то тогда дорогой мозг мог оказаться жизнеспособным ^[428] . Животное мясо, жир и костный мозг, по-видимому, обеспечили валюту, необходимую для ускорения роста мозга у наших предков ^[429] .

428

L. C. Aiello and P. W. Wheeler, ‘The Expensive-Tissue Hypothesis’, Curr. Anthropol. 36(1995): 199–221.

429

С. B. Stanford and H. T. Bunn (eds), Meat-Eating and Human Evolution (New York: Oxford University Press, 2001).

К тому времени, когда на сцене появляется наш общий с неандертальцами предок (вероятно, 600 тысяч лет назад), мы обнаруживаем людей, которые полагались на географическое картографическое сознание и оттачивали макиавеллианский интеллект. Это стало возможным лишь потому, что новые нагрузки и решения простимулировали большой мозг ^[430] . Из этого общего исходного пункта неандертальцы и протопредки пошли разными путями и развили разные, но аналогичные и сопоставимые умы. Неандертальцы и протопредки на самом деле достигли лучших результатов с точки зрения размеров мозга, чем сами предки, и они добились этого, увеличивая мозг более быстрыми темпами, не останавливая предыдущий период роста. Их циклы жизни были медленными, возможно, даже медленнее, чем у предков ^[431] , а значит, у них были все необходимые предпосылки для развития высоких умственных способностей.

430

Изменения, вызванные климатом, вытеснили Homo erectus и H. heidelbergensis из редколесья на лесистые саванны и степи; потребление мяса, жира и костного мозга сделало возможным появление большого мозга.

431

M. Ponce de Leon et al., ‘Neanderthal Brain Size at Birth Provides Insights into the Evolution of Human Life History’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 105(2008): 13764-8.

Налицо явный парадокс: если нашим предкам приписывают все великие достижения и революции, включая сельское хозяйство, которое отличает их от всех, кто жил раньше, почему же их мозг стал меньше ^[432] ? Одной из причин может быть более высокий риск преждевременной смерти, ускоривший жизненный цикл этих людей, чтобы они могли достигать зрелости и производить потомство раньше. Такой сценарий использовался для объяснения небольшого роста популяций пигмеев ^[433] . Но у нас нет никаких доказательств того, что предки действительно испытывали подобное давление. Могла ли существовать другая причина? Да, это явление могло быть связано с развитием меньшего по размеру, но модернизированного мозга, менее затратного и более эффективного в работе. А раз так, то могла высвободиться энергия для инвестиции в рождение детей.

432

Более поздние люди были меньше и имели, соответственно, меньший мозг в сравнении с неандертальцами или ранними людьми; С. В. Ruff, Е. Trinkaus, and Т. W. Holliday, ‘Body Mass and Encephalization in Pleistocene Homo’, Nature 387(1997): 173–6.

433

A. B. Migliano, L. Vinicius, and M. M. Lahr, ‘Life History Tradeoffs Explain the Evolution of Human Pygmies’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 104(2007): 20216-19.

Неандертальцы

и их соседи к отметке в 30 тысяч лет назад достигли самого большого объема полушарий головного мозга по сравнению с мозжечком любого примата, в том числе предков ^[434] . Согласно одному мнению, в ходе эволюции человека мозг становился все больше, пока не достиг этого пика. И потребность в его эффективном управлении и обработке данных возрастала, пока не был достигнут этап, который мог потребовать реорганизации систем управления данными ^[435] . Развитие мозжечка у предков могло быть связано с необходимостью справляться со все более сложной культурной и социальной повесткой. Оно обеспечило необходимую вычислительную эффективность для бесперебойной работы в новой среде с растущей плотностью населения и социальными и культурными сложностями ^[436] . Как и в случае с большей частью нашей истории, эта реорганизация мозга, позволившая людям взаимодействовать друг с другом и с обширной средой все быстрее и эффективнее, создавала предрасположенность некоторых людей к миру сложных технологий, который ждал их впереди.

434

Полушария головного мозга играют главную роль в перцептивном сознании, памяти, внимании, мысли, самосознании и языке, в то время как мозжечок объединяет сенсорное восприятие, контроль за движением и координацию. Похоже, что реорганизация мозга, по крайней мере в некоторой степени, во время позднего плейстоцена и голоцена включала развитие мозжечка за счет полушарий головного мозга; A. H. Weaver, ‘Reciprocal Evolution of the Cerebellum and Neocortex in Fossil Humans’, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 102(2005): 3576–80.

435

J. Kien, ‘The Need for Data Reduction May Have Paved the Way for the Evolution of Language Ability in Hominids’, J. Hum. Evol. 20(1991): 157–65.

436

Изменения в развитии мозжечка не обязательно могут быть только генетическими. Например, наблюдаемые различия в объеме мозжечка между музыкантами и не музыкантами могут быть результатом адаптации тщательности музыкальной подготовки на определенной стадии развития мозга у человека; S. Hutchinson et al., ‘Cerebellar Volume of Musicians’, Cereb. Cortex 13(2003): 943–9.

Причина, по которой мы сегодня живем, а многие другие — нет, связана с числами. Мы видели, что охотники-собиратели зачастую были физически более крепкими, чем их соседи-земледельцы, и тем не менее последние в конечном счете победили первых из-за численного превосходства. У одних это занимало больше времени, чем у других, — вероятно, там, где условия были благоприятными для жизни охотников или неблагоприятными для сельского хозяйства, переход не был автоматическим. Джаред Даймонд утверждал, что после того, как люди пошли по пути сельского хозяйства, обратной дороги не было ^[437] . Это верно в рамках чрезвычайно стабильных и теплых климатических условий последних 10 тысяч лет, но совсем другое дело, если бы нам снова пришлось пережить еще один ледниковый период. Короткое и холодное воздействие позднего дриаса остановило экспериментальную тенденцию развития и одомашнивания сельскохозяйственных культур в Плодородном полумесяце, показав тем самым, что сельскохозяйственный «билет в один конец» сильно зависел от климата. Головокружительная постсельскохозяйственная экспансия мирового населения — один из примеров реакции человеческих популяций, когда изменения в биологических или культурных аспектах освобождали их от экологических ограничений численности. Хоть эти ворота открывались много раз и прежде, но, по общему признанию, это не приводило к результатам подобного масштаба.

437

J. Diamond, Guns, Germs and Steel. A Short History of Everybody for the Last 13,000 Years (London: Jonathan Cape, 1997).

Основные демографические и географические всплески в нашей истории были связаны либо с биологическими (а позже и с культурными) изменениями видов, либо с разрушением экологических барьеров. Мы впервые столкнулись с таким изменением в период глобального потепления эпохи эоцена. Оно позволило ранним приматам распространиться по лесам вплоть до сегодняшней Арктики. В этом случае именно изменение климата определило возможность для распространения леса и высвободило маленьких приматов из их экваториального дома. В других случаях для этого требовалось сочетание биологии и изменений окружающей среды. Так было и с миоценовыми обезьянами, распространившимися по субтропическим лесам Евразии. Как и в эпоху эоцена, период климатического потепления позволил теплым сезонным лесам распространиться по всей Евразии. Но обезьяны, оставшиеся «взаперти» в Африке, не могли добраться до них по двум причинам: во-первых, море отделяло Африку от Евразии, поэтому им было не перебраться на другую сторону, а во-вторых, у них не было подходящих биологических атрибутов — жестких зубов, чтобы есть крепкие орехи, и они не могли существовать в этих сезонных лесах. Как только обе проблемы были преодолены, обезьяны быстро распространились по всей Евразии и приняли множество различных форм.

В течение нашей долгой эволюции биологические изменения не раз позволяли видам существенно расширить свою географию ^[438] . По мере того как протолюди расширяли свою экологическую толерантность, обзаводясь соответствующими изменениями в анатомии, они распространялись по всей Тропической Африке из своей основной зоны обитания, которая находилась на территории современной Эфиопии, а затем двигались на юг в Южную Африку. Вполне возможно, что это позволило им продвинуться на север, а также в некоторые части Евразии. Быстрое распространение Homo erectus в саваннах Африки и Южной Евразии около 1,8 миллиона лет назад также объясняется биологическими изменениями, которые ознаменовали начало нашего рода, Homo.

438

Возможно, также и демографически, хотя практически невозможно оценить численность населения по небольшому количеству ископаемых.