Выпускной
Шрифт:
А вы же знаете, что в Эджуотере не так много развлечений. Можете себе представить, иногда к нам в город приезжает какая-нибудь церковная община и устанавливает свой тент, и это даже прикольно: люди прямо валятся на землю в религиозном экстазе и бормочут что-то на непонятных языках, якобы одержимые святым духом.
Есть еще ярмарочный сезон, когда все соревнуются за призовых телят и стеганые одеяла.
И давайте не будем забывать про чудо и блаженство путешествия по парковке у «Волмарта» субботним вечером. (Да, у нас там кинотеатр, в котором, правда, показывают потрясающее старье и не больше одного фильма за вечер.)
Друзья, игры «Золотых жуков» и выпускной – вот они, немногочисленные
Что означает возобновление уже поутихшей травли, продолжавшейся весь девятый класс, только в этот раз у них для нее есть причина. Дразнилки возвращаются – раздражает, но их вполне можно игнорировать. Люди могут шептать мне вслед вещи и похуже, чем сейчас; но надо признать: что это за оскорбление – «лесби-лесби-лесби»? Не могли придумать что-то пооригинальнее? Ну есть же интернет, заглянули бы туда, если самим не хватает воображения, это же буквально врата в мир больно бьющих оскорблений, можно подобрать подходящее. Но нет, эти тупицы взяли словарное определение того, кем я являюсь, и квакают его на все лады, как хор узколобых лягушек.
А, и расступитесь, потому как теперь я – южноиндианский Моисей, судя по всему. Куда ни пойду – везде море расступается предо мною. Неважно, куда я направляюсь: в Зал чемпионов, кабинет английского или столовую, – расступаются все без исключения. Даже те, кто забыл, что им есть дело до моей ориентации, внезапно начинают отскакивать в сторону. Теперь я сама по себе, могу хоть вшей разводить на продажу, как в детском саду.
И еще этим утром мне пришлось заново выучить урок: ничего ценного в шкафчике оставлять нельзя. Поясню. В девятом классе добрые люди воспользовались вентиляционным отверстием, чтобы залить в него пикантную салатную заправку из столовой, и любимая куртка была безвозвратно испорчена. Мне до сих пор не по себе, когда чувствую где-то уксусно-сладкий запах.
Когда травля поутихла, я снова начала пользоваться школьным шкафчиком. Ничего ценного я там не хранила, но угадайте, что произошло. Какой-то умник догадался залить в него, снова через вентиляционные дырки, крем-лосьон для тела: открываю дверцу, а там все покрыто слоем белой густой жижи, в том числе учебник по истории, в котором пропущен раздел о причинах начала Гражданской войны.
Я отнесла испорченный учебник в учительскую, чтобы мне дали новый, но секретарь (та самая, на столе которой бабуля угрожала усесться, если ее не примет директор) заявила, что я должна за него заплатить. Ей, видите ли, все равно, кто и как испортил учебник, но раз книга выдана на мое имя, мне за нее и отвечать. А стоит она, между прочим, восемьдесят долларов.
Бабуле неоткуда взять ни с того ни с сего такую сумму, и мне пришлось распотрошить копилку на «Патреоне» [10] . Прощай, новая гитара.
Несмотря на все это, я хотя бы могла найти поддержку у Алиссы. Но вот уже две недели, как я не вижу свою девушку нигде, кроме школы.
С тех пор как ее мать возглавила эту компанию разъяренных горожан, Алисса сидит взаперти. Мы урывками посылаем друг другу сообщения, пока делаем уроки по экономике, обычно в «Снэпчате», чтобы не осталось истории. И, знаете, я прекрасно понимаю, почему она прячется. По большей части я рада, что она обрела безопасность в своей незаметности.
10
Патреон (англ. Patreon) – веб-сайт, на котором авторы творческих произведений могут
Я просто хотела бы, чтобы мне не приходилось быть заметной в одиночку. Директор Хокинс говорит, что делает все возможное «за кулисами», Алисса мучается из-за всего происходящего, сидя за экраном смартфона, а я – я в итоге сама по себе и против всех них.
Я заставляю себя ходить в школу. Каждый урок еле перехожу из кабинета в кабинет. Чем ближе стрелка часов к трем часам, тем тяжелее мне дается каждый шаг, а за секунду до последнего звонка я уже вскакиваю с места, только бы побыстрее оказаться подальше отсюда.
Старшеклассники уходят с уроков первыми. Нам дается целых двадцать минут, чтобы дойти до парковки и разъехаться до того, как от нее отчалят школьные автобусы. Те, кого забирают на машинах, ждут снаружи, и на этой неделе меня забирает бабуля, потому что… в моем случае безопаснее ехать на ее сорокалетней развалюхе, чем на школьном автобусе, полном враждебно настроенных школьников, от которых никуда не скрыться.
А сегодня идет дождь, и мне приходится ждать внутри, пока не покажется синий бабулин «фольксваген-жук». Вокруг меня Моисеев круг почета – ничего, что в изоляции, зато в безопасности, так ведь? И тут я слышу позади себя какой-то нарастающий шум.
Надвинув очки повыше на нос, оборачиваюсь.
Все тут же от меня отворачиваются. Я знаю этих ребят: они даже не особенно популярны в школе, так, середнячки. Но посмотрите на них – считают себя лучше меня на том только основании, что они натуралы.
Они разговаривают так громко и оживленно, что кажется, их челюсти сейчас оторвутся и улетят. Странно, но они при этом ничего не делают. Я пытаюсь выглядеть угрожающе, но боюсь, что выходит, скорее, грустно. Поворачиваюсь обратно к стеклянной двери. Прислоняюсь к металлической раме, стекло запотевает от моего дыхания. Писать бабуле эсэмэску даже пытаться не стоит, потому что она всегда убирает телефон в бардачок, так что я перехожу на телепатию: «Пожалуйста, ба, быстрее». А потом это происходит.
Что-то тяжелое ударяет мне в голову и, отскочив, падает на пол. Я инстинктивно поднимаю руку к месту, куда пришелся удар: пореза нет. Нет и крови. Может, и синяка не будет. Немного пошарив взглядом по полу, вижу, как то, чем в меня бросили, вертится волчком и уже замедляет свой бег.
Четвертак.
У кого-то водятся в карманах наличные деньжата, и они пропустили пенни, пятаки, десятицентовики и схватили четвертак. Снова бросаю взгляд на толпу школьников, а они опять – так уж вышло – отворачиваются кто куда. Однако это не помогает им сдержать хихиканье, и у них вырываются короткие сдавленные смешки. Несмотря на то что мне больно и противно так, словно во мне течет зеленая жижа, я наклоняюсь и поднимаю монету. С размахом, нарочито рисуясь, убираю ее в карман и выдаю:
– Спасибо. Теперь будет на что пригласить твою мамку на свидание.
Толкаю дверь и выхожу под дождь.
Глава 6. Под прикрытием
Дверь в спортзал мне открывает Шелби Киненен, я захожу спиной вперед, еле удерживая в руках огромную коробку с картоном.
Это для переработки: ученический совет участвует в программе по сбору макулатуры из столовой. Хоть старые коробки и попахивают сухим собачьим кормом, зато они бесплатные и их там полно. Приподняв коробку чуть повыше, я говорю: