Выруба
Шрифт:
Андрей вздохнул, затушил окурок. И обратился к Ермолаю:
— У тебя тоже такое было?
— Что-то подобное.
— Вот, видите! А вы говорите: «Писарюга». Писарь писарю рознь. Я ему потом книгу подарил — «Стенография». Давайте-ка, мужики, ещё по одной и пойду я, наверное, в баню.
Борис Семенович сидел на пологе, расслабив шею, поэтому его глаза уставились в живот. «Ты, смотри, как он сука растет! — размышлял Борис сам с собой. — Да-а, старею! Раньше его и в помине не было, а вот ведь растет.
— Ай, хорошо, Серый, ай, хорошо, — повторял Батя, стоило ему вытащить лицо из огромного ковша с холодной водой.
Его, по-стариковски плотное тело, лежащее кверху спиной, занимало почти весь лежак, и было красным от ударов и пара.
— Давай, милый, выбей из меня всю хворь, омолоди старика! — причитал Иваныч и снова окунал лицо в студеную воду.
А Макарыч, стало быть, Сергей колотил его с двух рук, окунал веники в таз с кипятком, мелкими, дрожащими движениями над Батиной спиной тряс их, потом обтирал ими спину, медленно от шеи в низ, размахивался и снова принимался ритмично бить: «Бах-бах, бах-бах».
Валя Микумин, сидящий чуть ниже Семеныча на первой ступени полога, встал, сказал: «Это бурлеск!» — и вышел.
Семёныч млел. Ему нравилось вот так сидеть, ни о чем не думать, чувствовать, как горячий пар целлофаном обтягивает его кожу, дышать сквозь губы, и наблюдать, как крупный пот вылезает из пор, скапливается и тонкими ручейками утекает вниз.
— Боря, ложись, я тебя тоже пошарашу, — предложил Макарыч, как только Батя, отдуваясь и говоря: «Хорошо!», выскочил из парилки.
Кряхтя, Борис развернулся и аккуратно лег на горячие доски.
— Ковш с водой дать? — спросил Макарыч.
— Давай.
Макарыч зачерпнул ковшом холодной воды и поставил перед Бориным лицом.
— Спасибо. — Боря окунул лицо в ковш. — Хо-ро-шо!
Макарыч уже тряс горячие веники над спиной. Крупные капли кипятка падали на кожу, но не обжигали. И, вдруг, раз! — прилипли веники к спине. К лопаткам, и медленно поползли вниз, «сдирая» кожу. Горячо! Очень горячо! Но терпимо!
— Хо-ро-шо!
«Бах-бах, бах-бах».
— Согни ноги.
Борис согнул. Тут же пятки обожгло паром — Макарыч поддал. И по икрам: «Бах-бах, бах-бах».
— Хо-ро-шо! — Боря булькался в ковше.
Макарыч шпарил по спине и ягодицам.
Тело наливалось чугуном. «Сколько такое можно выдержать?» — думал Боря.
А Макарых хлестал: «Бах-бах!»
«Господи! Как же им было хуёво!» — думал всуе Борис. Он всегда в бане вспоминал, как наши космонавты, зайдя под неправильным углом в плотные слои атмосферы, заживо сварились, пока достигли поверхности земли. «Я-то могу сейчас в предбанник выпрыгнуть, в снег упаду, а они? Ну, куда они выпрыгнут? Кошмар! Они знали это, что некуда! И капсулу уже не остановить! Заживо! За-жи-во-о! Кошмар! Кош-ма-ры!»
— Чё ты там бормочешь? —
— Помоги встать. Пойду в снег окунусь.
Шатаясь, Боря вышел из парилки, из бани, и, как был, нагишом, рухнул в сугроб.
— Хорошо!
Через секунду, почувствовав мороз, Борис захрипел: «А-А-А», поднялся, обтерся снегом и, поджимая босые ноги, вернулся в баню. «Горячий пол! Хо-ро-шо!»
— Садись, Борис! — Батя пододвинулся, уступая место на скользкой лавке Борису.
На столе стоял целый полк начатых и полных пивных бутылок, тарелка с мокрым омулем и рюмки с теплой водкой.
— Прими капельку. — Батя поставил чью-то рюмку с водкой перед Борей.
Не лезло, но Боря задавил! Запил пивом и сказал:
— А хорошо же, Батя? А? Ей Богу — хорошо!
— Хорошо, Борис Семенович! Очень хорошо!
— Хо-ро-шо!
«Молодежь» приперлась в баню веселой компанией с полным пакетом пива и початой бутылкой водки. Быстро разделась и шмыгнула в парилку. Шипение воды, упавшей на каменку, крики, маты, смех — всё смешалось и быстро затихло — молодежь парилась.
— А хорошие, все-таки, у нас пацаны получились? Как считаешь, Борис? — спросил Валерий Иванович.
— Да! Нихуя так, — однозначно ответил Борис и уткнулся в свою руку, лежащую на столе.
— О, брат, да ты напился! Как завтра машину поведешь?
— Не ссы! — ответил Борис, явно не понимая, с кем разговаривает. — Всё будет в лучшем виде!
— Ну, дай Бог, — ответил Иваныч. — Дай Бог.
И, повернувшись к капитану, сказал:
— Серега, уводите Борю — он готов.
— Понял, — ответил Макарыч, махнул мужикам, и они попробовали поднять Бориса.
— Чё? — спросил Борис, поднимая голову. — Чё такое?
— Боря, пойдем спать.
— Спать? — Боря вытер ладонью рот. — Спать. Спать — пойдем.
— Сам встанешь?
— А куда я денусь? — с улыбкой ответил Боря, и попытался приподняться. — О, парни, что-то меня развезло. Батя! Всё путём! — Я спать! Завтра трудный день. Извини, — я удаляюсь. Батя…
— Хорошо, Боря, хорошо. Спокойной ночи.
— Хорошо. Спокойной! Хо-ро-шо.
Боре помогли добраться до одежды. Он наспех и не полностью оделся. Остальное взял подмышку. Улыбнулся, всем помахал и, поддерживаемый с двух сторон, вышел из бани. Спать пошел.
«Молодежь» вылетала из парилки, кидалась на улицу и возвращалась довольная, мокрая (в снегу) и ни в меру активная. Вот кого водка ещё не берет!
— Вот так-то, бля, нехер чужими руками жар загребать! — о чем-то завершил Андрей.
— Нет, ты лучше расскажи, как вы с бабами на турбазу съездили. — предложил Олег, когда вся шумная компания расселась за столом и расхватала пиво.
— На какую турбазу.
— Ну, про форточку!
— А-а?… — вспомнил Андрей, покачал головой, щелкнул языком. — Очень неприятная история: