Вырванные из реальности. Часть 1

Это правдивая история о брошенном родителями мальчишке, который после долгих испытаний в больницах и детдомах попал в школу – интернат. Это реальная история о ребенке, который, как и многие другие бездомные, брошенные дети, был отлучен от дома. Дети, попавшие в такие спец учреждения как детские дома, интернаты, уже в раннем возрасте переживают тяжелую потерю. Испытав все невзгоды улицы, они долго не могут смириться с порядками и новыми правилами в школе. После подвалов, грязных лифтов и свалок, ребенка пытаются научить заправлять постель, заставляют умываться и стирать, обучают и всячески стараются донести до них правду жизни. Но, обычно, такие дети очень напоминают ёжиков, которые ко всему относятся с недоверием и опаской.

Юра Буланов был именно таким «ёжиком», который вечно ходил по школе грязным, курил уже в десятилетнем возрасте и никак не мог смириться с порядками в интернате, а особенно с

потерей родителей. Его засаленные штаны, полные радиодеталей, и доброжелательная улыбка, до сих пор стоят у меня перед глазами. Каждый ребенок искал увлечения в учебе, спортивных секциях и различных кружках, Юра записался в радиокружок, а мы, еще по-детски, не понимали, зачем же ему радио. Только спустя годы стало ясно, почему изначально он выбрал именно этот кружок! Он надевал наушники и, сидя перед большим транзистором, часто набирал, пользуясь азбукой Морзе, какую-то замысловатую комбинацию, не слыша сверстников и воспитателей, уходя от жизни интерната в свой особый мир. Небольшая серая комната для радиолюбителей, напоминавшая мне военные базы для шифрования из старых фильмов, вмещала около двадцати детей. Здесь с нами всегда был Виктор Борисович – один из немногих преподавателей, которого любили все, без исключения, мальчишки в интернате, и поэтому хотели ходить в его кружок. Но попадали к нему только те, кто хорошо учился, или просто одаренные дети. Юра был талантливым и всегда с фанатизмом относился ко всему, что касалось кружка радиолюбителей. Он знал азбуку Морзе и лучше всех понимал, как устроено радио. Между занятиями Юра всегда смотрел в окно, сквозь слезы рисуя перед глазами картину входящих в ворота интерната родителей, которые идут забрать своих детей. Сироты просыпаются и засыпают в детдомах с этими мыслями, но родители так и не приходят за ними. Думаю, если бы перед тем, как оставить ребёнка в роддоме, матери знали, через что придется пройти этому малышу, то брошенных детей было бы гораздо меньше, но это не факт… А ребёнок, в силу своего возраста, не понимал сути происходящего и всё надеялся, что мама заберёт его навсегда, все верил, что его родители – самые лучшие на Земле.

Тепло, которое брошенные дети помнят еще из до – интернатской жизни, убивает их и уничтожает изнутри, зарождая в детских сердцах злобу на окружающих. Ведь этим обездоленным кажется, что именно работники интерната лишают их общения с родителями. Так и Юра Буланов, просиживая часами у окна, искал способы борьбы с воспитателями, которые несли ему только добро, с обществом, виновным в его одиночестве, с милицией, которая нашла его в заброшенном доме, умирающего от голода и холода, и привезла в интернат. Он ненавидел все, что касалось системы детдома, надеясь, что за ним приедут и заберут домой. Хотя его «дом» – это не просыхающая от алкоголя мать, вечные пьянки, ссоры и грязь.

Однажды, в самый обыкновенный день, Юра сидел в радиокружке у своего стола и кропотливо что-то паял. Виктор Борисович обратился к нему и сказал, что подошла его очередь выходить в эфир. Юра встал, молча подошел к радиоаппарату и начал вслух называть незабываемую комбинацию нашего позывного от школы-интерната: «Роман-Борис-4-Иван-Игрек-Галина». Он был лучшим в секции и, когда он начал говорить в рубку передатчика, сразу становилось понятно – Юра определенно хочет выйти в эфир. Около двух минут он не мог ни с кем связаться. Обычно, если кто-то и выходил в эфир, то само общение было скучным, неинтересным и очень коротким. А этот настойчивый ребенок продолжал монотонно повторять в рубку позывной. Через несколько минут в эфир вышел мужчина. Нашу волну он поймал на далёком Севере. Из ребят никто этому не удивился, ведь такие разговоры в эфире мы слышали каждый день. Мужчина спросил: «Как тебя зовут?». Наш друг ответил: «Юра». Затем незнакомец спросил его фамилию, «Буланов», – ответил парень. В ответ мы услышали: «Я тоже Буланов». Все в комнате привстали от услышанного и посмотрели на Юрку, у которого уже слезились глаза. Мужчина начал расспрашивать мальчика, откуда он и почему оказался в интернате. Слово за словом, от вопроса к вопросу все в радио-комнате начинали понимать, что Юра нашел отца! Стояла полная тишина, а я увидел, как наш преподаватель, Виктор Борисович, чуть дыша, смотрел на Юрку. «Сынок, я приеду и заберу тебя к себе! Я приеду и заберу тебя домой навсегда!», – раздавался голос в рубке. А в ответ – не крик, а тихое слово «Папа». Эфир прекратился, все звуки смолкли. Никто из присутствующих не решался сказать и слова. Я почувствовал, как что-то теплое накатывается на мои глаза. Это были слёзы радости за друга. За тех, кто жил надеждой. За всех, кто не потерял веру. Все ребята не могли сдержать слёз и эмоций. Я быстро вышел из радио комнаты, чтобы другие ребята не видели моих слёз. Невозможно было поверить в то, что случилось, в то, что я слышал и видел. Уже через два месяца отец Юры приехал и забрал своего сына из интерната, а секция радиолюбителей стала такой популярной, что ребята не давали Виктору Борисовичу прохода с просьбами принять их в клуб. Этой секции уже давно нет в интернате, но окна, из которых дети смотрели на дорогу и ждали своих родителей,

и по сей день отражают страшную проблему нашего общества – СИРОТСТВО.

Это одна из историй о несчастном мальчике, чье зачатие не было желанным. С первой минуты жизни он уже был брошенным и одиноким, и попал в детский дом. После пережитого ему пришлось столкнуться с еще большими бедами в интернате. Он все ждал и ждал своих родителей. И мы часто видели его сидящим у окна… «Кардаха» – так, по-дружески, называли его в школе, а я и знать не мог, что его отец, который всю жизнь провел в тюрьмах, убил его мать. На личном опыте я прочувствовал, что тем детям, которые точно знают, что их родителей больше нет в живых, гораздо легче, чем тем, у кого эти «родители» есть. Ведь очень тяжело жить в надежде и ждать того, кто никогда не придет.

Кардаха был самым маленьким и щупленьким в своем классе. Ему никогда не давались учеба и спорт, а единственное, что он умел делать хорошо – это рисовать. Своим позитивом и рисунками этот мальчик нес свет туда, где его не было никогда. У Кардахи была одна особенность, которая забавляла всех в интернате, – огромные, торчащие уши. Он всегда был хорошим другом, никого не обижал, не дрался с другими ребятами, был очень веселым и отзывчивым. В школе-интернате, обретя много друзей, а своего воспитателя начав называть Мамой, он принял все то, что было вокруг, любил всех и дорожил близкими.

Однажды к нам в школу приехали священники из Москвы для того, чтобы набрать группу сирот для обучения при храме. Среди отобранных детей оказался и Кардаха. Мы с ребятами провожали эту группу в столицу России навсегда. Я никогда не видел его таким счастливым, как в тот день. Его улыбка на всю жизнь осталась в моей памяти. Тогда ему было двенадцать лет…

Окончив школу-интернат в 1993 году, я поступил в училище вместе с другими ребятами. О Кардахе мы почти ничего не знали, лишь доходили слухи, что детям, которых забрали в храм, живется очень хорошо. Все были уверены, что обратно уже никто не приедет. Я был сильно удивлен, когда узнал, что моих друзей вернули из храма в интернат! До сих пор не понимаю, как можно было взять этих детей в семью, в церковь, а потом так жестоко выбросить на улицу. Как можно было дать и без того обездоленным мальчишкам Надежду и Веру, а потом так грязно отобрать все и избавиться от них?! Кардаха, которого знали веселым и счастливым, стал неузнаваемым. Ребята рассказывали о том, как настоятель храма активно использовал их для получения денег от московских бизнесменов. Эти дети хотели по-настоящему служить Богу и верили, что нашли свой путь и уже никогда не вернутся в интернат. Прошло еще два года, а за ним так никто и не приехал. А ведь Кардаха до последнего верил, что его снова заберут в храм. Очередная разрушительная потеря… Сначала он остался без родителей и долго не мог принять правила детдома, потом в интернате ему понадобились годы, чтобы назвать своего воспитателя Мамой. А теперь он полностью замкнулся в себе оттого, что был подло обманут и брошен. И самое страшное то, что бросили его те люди, которые никогда и никого не должны бросать по своим убеждениям.

Все повзрослели и у каждого появились свои заботы. Мы стали видеться редко. За несколько лет Кардаха совершенно изменился – он начал курить, много пить, судорожно нюхать клей. Его кожа побледнела, глаза налились кровью, и каждый раз при встрече мне казалось, что он вот-вот умрет. Этот парень, когда-то веселый и жизнерадостный, теперь стал раздражительным и злым. Он презирал и ненавидел всех вокруг. Невозможно было представить, что творилось у него в душе. В последний раз, когда я видел его, Кардаха был в таком состоянии, что прошел мимо и не узнал меня. Естественно, его выгнали из училища, выгнали из общежития, где он мог хотя бы ночевать. Подросток оказался на улице, совершенно одинокий и никому не нужный. И тут, как часто бывает в нашей теперешней жизни, появился «добрый дядя», которому было около пятидесяти лет. Весь город знал о том, что этот человек очень любил молодых мальчиков. Он-то и приютил Кардаху, который, постоянно находясь под действием наркотиков, даже и не подозревал у кого живет.

Впервые в жизни мы с ребятами столкнулись с такой грязью. Некоторые до конца не понимали всей сложности ситуации и при встрече позволяли себе унизительные шутки. Никто не думал о последствиях этих унижений, хотя со слов Кардахи мы знали, что эта гнида всячески совращала его. Шантажируя и угрожая лишить жилья и еды, этот омерзительный человек пытался склонить ребенка к разврату. Я знал этого мальчишку много лет и был уверен, что он не сможет принять то, что происходило вокруг. Его детдомовская душа просто не могла вынести унижений и позора.

Что-то произошло… Никто, до сих пор, не знает подробностей. Представьте себе небольшую комнату, прелый запах старья, свисающие грязные обои, затертые ковры на деревянном, местами прогнившем полу… Через занавешенное тряпьем окно не проникает свет. Страшный дом, в котором нет места иконам. И среди этой мглы бледная фигура ребенка двигается к спящему извращенцу. Вот тонкие руки Кардахи впились в горло того, кто окончательно разрушил у него веру в людей. Этот изможденный и болезненный мальчишка отчаянно душит обидчика. Он действует с такой силой и жестокостью, как будто вся боль этого мира выходит через его руки. У взрослого и крепкого мужчины не было шансов на жизнь. Но ребенок не мог осознавать то, что убил человека.