Выше головы! (CИ)
Шрифт:
Я заранее готовился к тому, что будет «всё иначе». Но я не представлял, как на самом деле разнится жизнь здесь и там.
Постигать эти отличия я начал уже в лифте, который увозил меня к стыковочной зоне, где ждал челнок Рейнера.
— Ты молодец! — заявил «спаситель», сняв с меня фиксаторы. — Прям мечту мою исполнил!
Фиксаторы, кстати, были взяты у врачей, и предназначались эти «умные ленты» для закрепления тела во время транспортировки, и то лишь в крайних случаях: когда медкамиллов не хватало. Шейнер, которым воспользовалась Вильма Туччи, применялся спамерами против буйных пациентов с частотой примерно раз в десять лет. Что касается
В общем, не самое востребованное оборудование для уникальной ситуации. Станция не нуждалась ни в тюрьмах, ни в самой методике усмирении проблемных граждан — для всего этого был ТФ.
— Я ж сто раз думал, как бы придушить эту стерву! — усмехнулся Рейнер, а я понял, что это не просто «такая фигура речи». — А тут ты… взял и… Да, мы сработаемся! А на тебе это никак не отразится? — вдруг забеспокоился он. — Типа, характеристику не подпортит, или что там у вас?
— Нет, не отразится, — прошептал я, всё ещё пребывая под впечатлением: я ведь всерьёз ждал казни, помощь пришла неожиданно! — Характеристика больше ничего не значит. Я единственный… последний андроид А-класса. Всех остальных моих… — я не смог договорить.
На остроскулом решительном лице Рейнера выразилось искреннее сочувствие.
— Да ты что?! Жёстко! И когда… их?
— Давно. Когда я прилетел. Ещё в марте. Просто я не знал.
Ему понадобилась пара секунд, чтоб догадаться о подоплеке «инцидента», случившегося между мной и камрадом Кетаки.
— Так ты её за это? — печаль сменилась более привычной для тэфера эмоцией: весёлой яростью, как перед дракой. — Она заслужила это, брат! Ты ни в чём… Ни-че-го себе! — он нервно пригладил всклокоченные светлые волосы. — И она с марта молчала?! Да она должна радоваться, что целой ушла! Ты поступил, как любой нормальный человек!
Это была первая половина «оценки» всего того, что произошло со мной на «Тильде-1».
Вторую часть выдала Грета Эспин, отлученная мать бедового Фьюра: «Все ошибаются, но не надо вечно жевать обиду! Глава Станции сполна хлебнёт последствий, все её промахи будут учтены. Ты пострадал, но для тебя всё закончилось. Выдохни — и живи дальше. Ну, на терапию запишись: помогает. А здесь ты своей обидой никого не впечатлишь!»
Я не был согласен, когда услышал это. Мне казалось, случившееся было настолько важным, что ни о чём другом думать было нельзя! Вновь и вновь я прогонял в памяти все события своей жизни — начиная с того момента, когда я убедился, что нам лгали, и заканчивая поправкой «Т-191-006». Но если ложь Проф-Хоффа я мог как-то понять, поступок Леди Кетаки выглядел чудовищным. Как она могла?! Как решилась?..
Но уже вечером я признал правоту Греты, особенно насчёт «впечатлить остальных». Нужно было иметь весьма высокое мнение о своей биографии, чтобы надеяться конкурировать… Ну, например, с заходящим солнцем. По силе оказываемого впечатления оно было вне конкуренции.
Камеры никак не обрабатывали то, что происходило за пределами жилого купола — передавали чистое аналоговое изображение. Сто сорок четыре таких глаз-эмэтамов давали полную картину. В целом, ничего особенного: купол стоял на невысоком холме, и вокруг простирались голые равнины с редкими «пеньками» генераторов атмосферы. Но это внизу, под линией горизонта. А наверху…
Если во время рассвета было не до созерцания, то вечером устраивали «ритуальный просмотр». «Почти как шоу на станции», — подумал
Это нельзя было сравнивать. Искусственное и живое — вот в чём была главная разница.
В своём вращении, которое началось миллиарды лет назад, планета попеременно подставляла светилу каждый свой бок, и наступал момент, когда день уходил он нас. И тогда мир преображался. Самое потрясающее заключалось в том, что это зрелище существовало не для нас — скорее, мы существовали для него. Я и не представлял, насколько привык к искусственному воспроизведению! То и дело ловил себя на желании поставить на «паузу» и восхититься работой камиллов. Вот только никто не создавал это «представление», а потому им нельзя было управлять. Оно просто было.
Заходящее солнце окрашивало невидимые выбросы атмосферных фабрик в миллион вариаций малинового и алого. Я думал, что так не бывает, что цветов всего семь или около того. Но каким-то волшебным образом оказывалось, что в каждом содержится бесконечное количество оттенков! И в тот момент, когда они уже захлёстывали с головой, стирая память о других цветах, солнце, наигравшись с красным, принималось за пурпурный. Тогда я забывал всё, что было, и зачарованно наблюдал, как мягкие, пушистые, густые и чистые краски ложатся на небосклон, перемешиваясь между собой и превращаясь друг в друга. Но солнцу этого было мало, и, наигравшись с пурпуром, оно принималась за фиолетовый, прохладный, ясный и глубокий… И так далее, вплоть до невероятной смеси синего и тёмной бирюзы.
Каждый вечер — своя комбинация. Никакой камилл в самых современных трёхмерных экранах не смог бы изобразить такую красоту!
Закат мне показали в первый вечер — так демонстрируют богатый урожай или особо ценное сокровище. Собственно, так оно и было: атмосферные явления были выпестованы климатологами. Эффект, возникающий при рассеивании света с короткой длиной волн, стал результатом многолетних усилий по корректировке воздушной оболочки.
У Тильды была своя атмосфера, но недостаточно плотная, и по составу она не годилась для терраформинга. Поэтому её долго меняли, пока плотность не позволила жить в средних широтах. То есть страшно быстро меняли, если сравнивать с космическими масштабами. Невероятные картины, которые рисовало светило, использовались как показатель текущего состояния стратосферы, не переставая быть любимым зрелищем.
В ТФ любили совмещать одно с другим, экономя на всём, так что это вошло в привычку. Здесь слово «нехватка» имело совсем другой смысл.
На станции, несмотря на хронический дефицит людских ресурсов, жизнь устраивали таким образом, что проблема не бросалось в глаза. Нужно было, например, получить испытательный срок в своей должности, чтобы в полной мере оценить существующий кадровый голод. Стоило мне стать «потенциально свободным», как службы наперебой принялись заманивать к себе, предлагая выгодные условия. Вспоминая об этом, я с усмешкой подумал, что даже теперь, будучи преступником и почти убийцей, я не утратил своей «привлекательности», да и Рейнер перевёл меня к себе под девизом «У нас рук не хватает!» Но пока всё было нормально, почти никто не замечал, какие там дыры.
А на планете была планета. Один человек или десяток, сотня и даже тысячи оставались букашками на поверхности.
На «Тильде-1» консервация жилых блоков и площадок позволяла замаскировать малолюдность. Размеры станции можно было оценить лишь снаружи, изнутри же всё выглядело уютно, в меру просторно, но не пустынно.
На Тильде маскировка не срабатывала. Здесь было очень много места. Очень-очень, невероятно, ошеломляюще, безумно, дико… У меня слов не находилось, чтобы передать величие открывшегося пространства!