Выше Радуги
Шрифт:
– Школьник я, бабушка.
Она с сомнением оглядывает его, бормочет:
– «Ноги босы, грязно тело, да едва прикрыта грудь…» Не похоже что-то…
– Некрасов в другое время жил, – терпеливо разъясняет Алик, не переставая изумляться бабкиной могучей эрудиции. – Нынче школьники вполне прилично выглядят.
– Да знаю… Это я по инерции… Проклятое наследие… А учишься-то как?
– На «хорошо» и «отлично».
– Нешто без двоек обходится?
– Пока без них.
– Тогда заходи.
В горнице чисто, полы выскоблены, пахнет геранью,
У стены – русская печь.
– Холодно, – неожиданно говорит бабка.
– Что вы, бабушка, – удивляется Алик. – Жарко. Обещали, что ещё жарче будет: циклон с Атлантики движется.
– С Атлантики движется, за Гольфстрим цепляется, – частит бабка. И неожиданно яростно: – А мы его антициклоном покроем, чтоб не рыпался.
«Сумасшедшая старуха», – решает Алик, но вежливости не теряет:
– Ваше право.
– То-то и оно, что моё. Ты, внучёк, подсоби старой женщине, напили да наколи дровишек, протопи печку, а я тебя на верную дорогу наставлю: всю жизнь идти по ней будешь, коли не свернёшь.
– Мне не надо на всю жизнь. Мне бы в Трубино.
– Трубино – мелочь. В Трубино ты мигом окажешься, вопроса нет. Сходи, внучёк, во двор, наделай чурочек.
Алик пожимает плечами – вот уж сон чудной! – спрашивает коротко:
– Пила? Топор?
– Всё там, внучёк, всё справное, из легированной стали, высокоуглеродистой, коррозии не подверженной. Коли – не хочу.
«Ох, не хочу», – с тоской думает Алик, однако идёт во двор, где и вправду стоят аккуратные козлы, сложены отрезки брёвен, которые и пилить-то не надо: расколи и – в печь. И топор рядом. Обыкновенный топор, какой в любом сельпо имеется; врёт бабулька, что из легированной стали.
Поставил полешко, взял топор, размахнулся, тюкнул по срезу – напополам разлетелось. Снова поставил, снова тюкнул – опять напополам. Любо-дорого смотреть такой распрекрасный сон, тем более что в реальной действительности Алик топора и в руках не держал. В самом деле: зачем топор в московской квартире с центральным отоплением? Вздор, чушь, чепуха…
Нарубил охапку, сложил на левую руку, правой прихватил, пошёл в горницу.
– Ах, и молодец! – радуется бабка. – Теперь топи.
Свалил у печки дрова, открыл заслонку. Взял нож, нарезал лучины, постелил в печь клочок газеты, уложил лучину, сверху полешек подкинул. Чиркнул спичкой – занялось пламя, прихватило
– Готово.
А бабка уже котёл здоровенный на печь прилаживает.
– Варить что будете, бабушка?
– Тебя, внучёк, и поварю. Согласен?
«Ну, вляпался, – думает Алик, – эту бабку в психбольницу на четвёртой скорости отволочь надо». Но отвечает:
– Боюсь, невкусным я вам покажусь. Сухощав да ненаварист. В Трубино в продмаге говядина неплохая…
– Ох, уморил! – мелко-мелко хохочет бабка, глаза совсем в щёлки превратились, лицо, как чернослив, морщинистое. А зубы у неё – ровно у молодой: крепкие, мелкие, чуть желтоватые. – Да какая ж говядина с человечиной сравнится?
– Вот что, бабушка. – Алик сух и непреклонен. – Дрова я вам наколол, разговаривать с вами некогда. Показывайте дорогу. Обещали.
Бабка перестаёт смеяться, утирает рот ладошкой, платок с розами поправляет. Говорит неожиданно деловым тоном:
– Верно. Обещала. И от обещаний своих не отказываюсь. Будет тебе дорога, только сперва отгадай три загадки. Отгадаешь – выведу на путь истинный. Не сумеешь – сварю и съем, не обессудь, внучёк.
– Это даже очень мило, – весело соглашается Алик. – Валяйте, загадывайте.
Бабка опять хихикает, ладони потирает.
– Ох, трудны загадки, не один отрок из-за них в щи попал. Первая такая: без окон, без дверей – полна горница людей. Каково, а?
– Так себе, – отвечает Алик. – Огурец это.
– Тю, догадался… – бабка ошеломлена. – Как же ты?
– Сызмальства смышлён был, – скромничает Алик.
– Тогда вторая. Потруднее. Два конца, два кольца, в середине – гвоздик.
– Ножницы.
– Ну, парень, да ты и впрямь без двоек учишься. – У неё уж и азарт появился. – Бери третью: стоит корова, мычать здорова, трахнешь по зубам – заревёт. Что?
– Рояль.
– А вот и не рояль. А вот и пианино, – пробует сквалыжничать бабка.
– А хоть бы и фисгармония. – Алик твёрд и невозмутим. – Однотипные музыкальные инструменты. Где дорога?
Бабка тяжело вздыхает, идёт к двери, шлёпая галошами. Алик за ней. Вышли на крыльцо. Бабка спрашивает:
– Есть у тебя желание заветное, неисполнимое, чтобы, как червь, тебя точило?
– Есть, – почему-то шёпотом отвечает Алик, и сердце, как и в первом сне, начинает биться со скоростью хорошей турбины. – Хочу уметь прыгать в высоту по первому разряду.
Бабка презрительно смотрит на него.
– Давай уж лучше «по мастерам», чего мелочиться-то?
– Можно и «по мастерам», – постепенно приходит в себя Алик, нагличает.
– Плёвое дело. – Бабка вздымает руки горе, и лицо её будто разглаживается. Начинает с завываньем: – На дворе трава, на траве дрова, под дровами мужичок с ноготок, у него в руках платок – эх, платок, ты накинь тот платок на шесток, чтобы был наш отрок в воздухе лёгок…
– Что за бредятина? – невежливо спрашивает Алик.