Высокая магия
Шрифт:
Здесь лежал Лоскутер. Навзничь, подложив под голову руку с узким, словно детским запястьем. Он молча смотрел в небо. Вторая рука покоилась на груди, прямо на длинной ране, оставшейся от удара мечом-бумерангом. Тонкая струйка крови из ноздри стекала по смуглой скуле на землю. В стороне лежали трупы двух гоблинов и трех эльфов в черном.
– Двенадцать… – сказал он мне, когда я склонился над ним. – Пятерых убил. Но их было двенадцать. И этот безумец…
Я встал на колени и спросил:
– Пить хочешь?
Он поморщился.
– Обойдусь.
Я вгляделся в его лицо. Оно казалось безмятежным. Только губы едва заметно дрожали да струйка крови извивалась на скуле.
– Чем я могу помочь, Лос? – спросил я.
– Ничем… – Его плечи дернулись, словно он пытался пожать ими. – Зачем вернулся?
– Отомстить.
– И только?
– Нет. Но и отомстить тоже.
Темнело, на старом пустыре стояла тишина, лишь ветер шелестел в завалах. Эти завалы тянулись во все стороны, о близости города здесь ничего не напоминало, насколько хватало глаз – только мусор, гниль и отбросы. И умирающий старый эльф.
Он сказал:
– Тогда мсти.
Я прищурился, глядя ему в глаза. Вообще-то я ожидал другого. Какого-нибудь предостережения; может быть, о том, что месть иссушает душу…
– Но Самурай… – добавил Лоскутер и медленно, глубоко вздохнул. Бегущая из носа струйка крови стала шире.
– Псих, – ответил я, садясь рядом с ним на землю.
– Потому и хорош. Безумие помогает ему двигаться… А ты совсем не умеешь драться, Джа. Сколько я не учил…
– А еще Даб.
– Бородавочник. Видел его?
– Да. Я был в поместье, ходил за деньгами отца. План есть, но я пока еще не очень хорошо представляю, как справиться с ними обоими.
Рука, лежащая на ране, поднялась, длинный тонкий палец коснулся моего лба.
– Думай, – сказал он. – Не умеешь драться руками – дерись головой.
Рука опустилась, и я кивнул.
– Знаю. Что-нибудь придумаю.
– Думать ты умеешь. Хоть этому тебя научил. Еще… – Он содрогнулся, из раны на груди выплеснулась кровь. – Красная Шапка идет сюда… – прошептал он. – Песчаный Герен… Отомсти, и тогда успокоишься. Иначе месть иссушит тебя. Патина. Знаешь, что это?
– Никто не знает, – возразил я.
Он слабо улыбнулся и вдруг подмигнул мне.
– Очень старый мир. Его кто-то создал… Это часть Ожерелья. Один из последних, еще не умерших…
– Что?
– Часть Ожерелья миров. Оно вложено под корни Леса… Не важно, забудь. Связи развиваются очень давно, они усложняются, перепутываются, теперь все зависит от всего… Не понимаешь? Каждый предмет связан с любым другим. Каждое событие как-нибудь влияет на все другие. Это – связи причин и следствий. Они очень стары здесь и начали нарушаться. Покрываться… Патиной. Она окутывает, мир становится вялым. Ты погружаешься в него, засыпаешь… Если отомстишь – возмутишь связи вокруг себя. Жизнь станет ярче, живее… понимаешь? Тогда не заснешь, как засыпаю я… Поэтому мсти.
– И за тебя? – спросил я.
Помедлив,
– За меня – нет. Отомсти за птиц.
Я хотел ответить, что мне наплевать на птиц, но не сказал ни слова, потому что глаза его закрылись. Некоторое время я сидел неподвижно, потом вскочил так резко, что закружилась голова.
К тому времени, когда я нашел не до конца прогоревшую широкую доску и с ее помощью вырыл яму, наступила ночь. Закопав старика, я воткнул палку, клинком нацарапал его имя и положил на могилу обгоревшее перо квальбатроса.
Мимо складов я прошел к заднему двору «Облака» и в дверях столкнулся с Большаком. Увидев меня, он сказал:
– Что с тобой?
Я молча глядел на него.
– У тебя лицо серое. Что-то случилось, Джа?
– Нет. Ты достал?
Дитен вытащил из-за пазухи грязную тряпицу и очень аккуратно развернул. Там был кусочек темно-коричневого рыхлого вещества, напоминавшего влажную глину, в которую вдавлено несколько желтых зерен.
– И это стоит тридцать золотых? – хмуро спросил я, забирая тряпицу.
– Тридцать два, – поправил он. – Монету я себе оставил на пропой.
– Ладно… – Я подбросил тряпицу на ладони, и Дитен охнул, отскакивая от меня.
– Ты охренел?!
– Так она же свободная, – возразил я. – Несвязанная.
– При чем тут связанная – несвязанная? Это высший сорт. Она даже на слабый удар может ответить!
Я завернул икру, положил в карман и спросил:
– Ты что сейчас собираешься делать?
– Сказал же – напьюсь, – отрезал он. – Потом завалюсь спать. Я ж не орк какой-нибудь, чтоб по ночам шастать. А ты?
– Где Лапута?
– А тролль ее знает. Не видел. В общем зале нам лучше не показываться. Сейчас попрошу ту рыжую, чтоб принесла пару бутылок в комнату, и…
Я прислушался к звону и шуму голосов, доносившимся из глубины борделя. В это время здесь уже, должно быть, полно клиентов.
– Все не пей, мне оставь, – сказал я. – Утром будет для тебя дело. Я скоро приду.
Мы разошлись – он затопал по лестнице на второй этаж, а я прошел по коридору и остановился перед узкой, запертой на несколько замков дверью. В ней имелся небольшой «глазок», сквозь который открывался почти весь гостевой зал «Облака».
Там уже полным ходом шла пирушка. В ярком свете свечей я разглядел столы и диваны, девиц в белых платьях с глубокими декольте, клиентов. В основном это были люди, хотя попадались и гоблины, а за дальним столом восседала даже компания троллей, обычно не склонных к подобного рода увеселениям. Четверо музыкантов на круглой сцене наяривали что-то веселое. Лапуты нигде не видно. Я отвернулся, соображая, где ее можно найти. Вряд ли она покинула заведение в разгар трудового вечера. Может, мамаша на кухне, следит за своими эльфийками-воровками. Или… Я вспомнил о том, что находилось рядом, во внутреннем дворе, и вернулся к двери, через которую попал сюда.