Высокая вода
Шрифт:
В палате были обе женщины, на что он и надеялся. Бретт опиралась спиной на приподнятую секцию кровати, голова покоилась между двух подушек, а Флавия сидела на стуле рядом. По кровати между ними были разбросаны цветные рисунки женщин в длинных диковинных платьях и в диадемах, которые сияли на их головах, как солнечные короны. Бретт отвела глаза от рисунков, когда он вошел, и слегка шевельнула губами; вся улыбка была в глазах. Флавия немного погодя сделала то же, но с большей прохладцей.
– Доброе утро, – обратился он к обеим и взглянул на картинки.
Волнообразный орнамент на подолах двух платьев
– Для чего это? – спросил он с искренним любопытством и, уже заговорив, вспомнил, что надо было спросить Бретт, как она себя чувствует.
Ему ответила Флавия:
– Наброски к новой «Турандот» в «Ла Скала».
– Значит, вы будете ее петь? – спросил он. Пресса гудела об этом уже месяц, несмотря на то, что до премьеры оставался еще почти целый год. Сопрано, которую «в кулуарах» называли «наиболее вероятной претенденткой» (так изъяснялись в «Ла Скала»), сказала, что она заинтересовалась поступившим предложением и рассмотрит его, а это следовало понимать так: не заинтересовалась и не рассмотрит. Флавия Петрелли, никогда не певшая эту партию, была названа «второй вероятной претенденткой», и лишь две недели назад она сообщила прессе, что это не входит в ее планы, а более четкого выражения согласия от сопрано нельзя было и ожидать.
– Уж вам-то надо бы знать, как опасны попытки разгадывать загадки Турандот, – сказала Флавия нарочито небрежным тоном, давая понять, что он видел нечто, чего ему видеть не следовало. Она наклонилась и собрала рисунки. Ее слова и действия означали, что он должен об этом помалкивать.
– Как вы? – наконец спросил он Бретт.
Несмотря на то, что ее челюсти больше не были соединены скрепами, улыбка Бретт была еще немного дурацкой.
– Лучше. Через день смогу вернуться домой.
– Через два, – поправила Флавия.
– Через день-другой, – внесла изменения Бретт. Видя, что он все еще стоит в пальто, она сказала: – Извините. Садитесь, пожалуйста.
Она указала на стул за Флавией. Брунетти взял его и поставил у постели, повесил пальто на спинку и сел.
– Вы можете поговорить о том, что случилось? – спросил он, имея в виду их обеих.
Озадаченная Бретт спросила:
– Но разве мы уже не говорили?
Брунетти кивнул и спросил:
– Что они вам сказали? Только в точности. Можете вспомнить?
– В точности? – смущенно повторила она.
– Достаточно ли они говорили, чтобы понять, откуда они? – подсказал Брунетти.
– Понимаю, – сказала Бретт. Она закрыла глаза и на миг перенеслась обратно в прихожую квартиры, вспоминая мужчин, их лица и голоса. – Сицилийцы. По крайней мере тот, который меня бил. Насчет другого не уверена. Он мало говорил. – Она посмотрела на Брунетти. – А какая разница?
– Это может помочь нам определить, кто они такие.
– Я на это очень надеюсь, – встряла Флавия, и невозможно было понять, говорит она с упреком или с надеждой.
– Вы не опознали их на снимках? – спросил он, хотя был уверен, что служащий, который приносил им фотографии подходящих под описание людей, сообщил бы ему, если бы такое случилось.
Флавия покачала головой, а Бретт сказала «нет».
– Вы говорили,
– Да.
– Я помню, – сказал Брунетти. – Вы ее организовали, не так ли?
Она, забыв о своем состоянии, кивнула, потом откинулась на подушки и переждала, пока все вокруг перестанет кружиться. Когда мир остановился, она продолжила:
– Некоторые предметы были из нашего раскопа, из Сианя. Китайцы выбрали меня в качестве посредника. Я знаю нужных людей.
Несмотря на то, что скрепы были сняты, она еще с трудом двигала челюстью, и каждое произнесенное ею слово отдавалось у нее в ушах глухим гудением.
Флавия вмешалась и объяснила за нее.
– Выставка сначала открылась в Нью-Йорке, а потом переместилась в Лондон. Бретт съездила в Нью-Йорк на открытие и после вернулась туда, чтобы подготовить экспонаты к отправке в Лондон. Но ей пришлось улететь в Китай до открытия выставки в Лондоне. Что-то случилось на раскопках. – Повернувшись к Бретт, она спросила: – Что там было, cara!
– Сокровища.
Этого, очевидно, было достаточно, чтобы Флавия вспомнила.
– Они только что вскрыли проход в гробницу, поэтому позвонили Бретт в Лондон и попросили ее понаблюдать за извлечением ценностей.
– Кто курировал здешнее открытие?
На этот раз ответила Бретт:
– Я вернулась из Китая за три дня до закрытия выставки в Лондоне. А потом приехала сюда вместе с экспозицией, чтобы все устроить. – Она снова сомкнула веки, и Брунетти подумал, что ее покинули силы, но она тут же продолжила. – Я уехала до закрытия выставки, так что они без меня отправили экспонаты обратно в Китай.
– Они? – спросил Брунетти.
Бретт глянула на Флавию, прежде чем ответить, потом сказала:
– Dottore Семенцато и мой представитель, специально для этого прилетевший из Китая.
– И вы не проконтролировали их? – спросил он.
Снова она посмотрела на Флавию, прежде чем ответить.
– Нет, я не смогла. Я не видела этих предметов до нынешней зимы.
– Четыре года прошло? – спросил Брунетти.
– Да, – сказала она и повела рукой, как будто это могло ей помочь. – Груз задержали на пути в Китай и потом в Пекине. Бюрократия. Два года он пролежал на таможенном складе в Шанхае. Предметы из Сианя вернулись всего два месяца назад. – Брунетти наблюдал, как она подбирает слова, чтобы лучше объяснить. – Только не те предметы. Копии. Солдат и нефритовые доспехи были подлинными. А керамика – точно нет, однако я не могла доказать это без экспертизы, но в Китае я ее провести не могла.
Он достаточно понял по оскорбленному взгляду Леле, чтобы не спрашивать ее, откуда она знает, что это фальшивка. Она просто знала, и все.
– Сколько предметов оказались фальшивыми?
– Три. Может быть, четыре или пять. И это только из моего сианьского раскопа.
– А что другие предметы с выставки?
– Не знаю. Это не тот вопрос, который можно задавать в Китае.
Флавия молча поворачивала голову то к одному, то к другому говорившему. Видя, что она не удивлена, Брунетти понял, что она уже все об этом знает.