Высокий, привлекательный, в татуировках
Шрифт:
Оторвавшись от столешницы, поправляю волосы. Его пальцы побывали там, и у меня такой вид, будто я упала в сушилку. Совершенно непроизвольно с моих губ срывается смех.
Я возвращаюсь к столику, он сидит на своём месте. Жуёт хлеб. Подняв на меня глаза, он молчит, как обычно. Я проскальзываю на сидение напротив него и поудобнее усаживаюсь, откинувшись на спинку.
— Ты в порядке? — спрашивает Логан.
Я киваю.
— Всё хорошо. — Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы
— Ты не обязана ничего мне говорить.
Я качаю головой. Слова уже готовы сорваться с языка, но я не могу заставить себя произнести их.
— Мне нужно с тобой поговорить, — наконец начинаю я. Но тут же вздрагиваю и прикусываю щёку изнутри.
Подходит официантка и приносит два тёплых блюда, ставит их напротив каждого из нас. Потом заново наполняет наши стаканы рутбиром и уходит.
Логан смотрит на свою еду и улыбается. Он пробует кусочек от своей курицы и выглядит счастливым. Указывает вилкой на моё блюдо. Но мне не хочется есть. Мне хочется всё прояснить.
— Я рад, что ты всё-таки здесь, — говорит он, пока я набиваю рот своим Альфредо. — Я боялся, что ты сбежишь.
Я тоже этого боялась. И по-прежнему боюсь. Наматываю спагетти на вилку и протягиваю ему.
— Хочешь попробовать моё?
На какое-то мгновение его голубые глаза становятся похожи на тлеющие угольки. Но вот он улыбается мне и наклоняется вперёд. Взяв еду с вилки, он откидывается обратно и задумчиво жуёт.
— У тебя вкуснее, чем у меня, — говорит он.
Я беру свою вилку и опускаю её в его тарелку, он ухмыляется и качает головой. Но это не останавливает меня. Я так же задумчиво жую кусочек от его курицы.
— У меня вкуснее, чем у тебя, — соглашаюсь я.
Он пожимает плечами и улыбается.
— Ешь, — говорит он мне.
И мы молча едим. Я часто ворую его курицу, ему даже приходится блокировать меня вилкой. Но так же часто я кормлю его своим спагетти. Мне нравится, как мы проводим время. Но мне понравилось и то, что произошло в уборной.
Когда официантка уносит наши тарелки, я еле сдерживаюсь, чтобы не попросить завернуть остатки с собой. Ведь, возможно, завтра мне нечего будет есть, и я ненавижу, когда выбрасывают еду. Но, с другой стороны, в приюте негде будет её хранить. Конечно, если я смогу найти приют, где ещё остались места.
Мы сидим за чистым столом, и тут официантка приносит папку в кожаном переплёте. Я тянусь к ней, но Логан перехватывает мою руку.
— Нет, — говорит он, качая головой.
— Но мне нужно заплатить, — возмущаюсь я.
Он снова качает головой.
— Нет.
Его кредитная карточка проскальзывает в кармашек папки, и Логан кладёт её на край стола.
Я беру его за руку, и он на мгновение замирает, и тут же сам хватает меня, и куда крепче, чем я его. Я нежно переворачиваю его запястье, чтобы ещё
Очевидно, что татуировка сделана недавно, она выглядит неровной, красноватой. Но рисунок всё равно можно различить.
— Мне она нравится, — говорю я. — Когда-нибудь сделаешь и мне? — Я хочу точно такую же. И с замочной скважиной. — Сколько это будет стоить?
— Для тебя — нисколько, — говорит он.
— Я не позволю тебе сделать её мне бесплатно.
Он улыбается.
— А я не позволю тебе заплатить за неё.
— Тебе часто приходится делать такие же тату, как та, сегодняшняя?
Он сводит брови, словно не понимает, что именно я имею в виду.
Я показываю на свою грудь. И тут же, как только он опускает на неё глаза, моё лицо заливается краской. Он же ухмыляется.
— Ох, боже мой, — говорю я, пряча в руках лицо.
Он убирает мои руки.
— Что? — спрашивает он. Должно быть, думает, что я что-то сказала, когда спрятала лицо.
— Ничего, — качаю я головой.
— Нет, такие я делаю не часто. Бывает время от времени. В центре по борьбе с раком дают мои контакты.
— И ты никогда не берёшь с них деньги.
Он качает головой.
— Я и не могу. Они нуждаются в этом.
— Так, и сколько женских грудей ты трогаешь за день? — игриво спрашиваю я.
Он кривится.
— Некоторое количество.
— Правда?
Он кивает.
— На них часто делают тату. Даже когда девушкам не нужны новые соски. — Его лицо краснеет. По-моему, он засмущался.
Наш разговор о женских грудях заставил меня вспомнить о том, чем мы только что занимались в уборной ресторана. Когда я провела руками по его груди, то обнаружила пирсинг. И он даже позволил мне посмотреть на него.
— И как много твоих частей тела проколото? — спрашиваю я.
Он начинает загибать пальцы и останавливается на седьмом.
— Семь? Где?
Он показывает на каждый из своих сосков, на оба уха, потом на ушную раковину. И тут его взгляд опускается вниз, в сторону промежности. Он не улыбается, а щурит глаза, словно ждёт моей реакции.
Я изумлённо ахаю, чуть не поперхнувшись.
— Там, внизу? — шепчу я, но мои губы вытягиваются в ухмылке.
Он кивает головой, делая глоток рутбира.
— Это больно? — И внезапно у меня возникает непереносимое желание увидеть этот последний пирсинг.
Он пожимает плечами.
— А ты сможешь и мне сделать? — спрашиваю я и тут же поспешно добавляю: — Не сегодня. Да и вообще, не скоро. У меня пока не так много денег.
— И что ты хочешь проколоть? — спрашивает он.
У меня проколоты лишь уши, и я никогда не задумывалась, чтобы сделать нечто подобное с другими частями тела. Мои соски сразу твердеют, стоило мне только подумать о них.