Высоко над уровнем моря
Шрифт:
Стрельба все ближе, но не в нас. Слава Богу, не в нас…
Справа сверху срывается красная строчка трассера. Проносится мимо, гаснет в снежном киселе. Вслед за ней вторя, третья… Пулемет! Ему звонко подпевают автоматы. Глухо бухает гранатомет.
Заваливаюсь на живот. Пулеметный ствол тонет в сугробе. Мать – перемать! Отчаянно расшвыриваю снег руками, чтобы получилась хоть какая-то площадка. Сбоку по-прежнему сопит мой второй номер. Тону в сугробе вместе с пулеметом.
– Чего е…к раскрыл! Стреляй, мудак!
Очереди
Нет, черт, стрелять из положения лежа не получается. Придется стоя. Я не Геракл, чтобы прицельно шмалять из тяжелого ротного пулемета от живота, но другого выхода нет. Даю первую короткую очередь – пристрелочную, вторую, третью…
Стреляя, бреду по пояс в снегу, пытаясь найти более-менее ровное место с небольшим снежным покровом. Интересно, куда делись остальные наши? Кажется, что остался один в этой снежной круговерти, только верный оруженосец перебирает ногами рядом, не прекращая поливать из автомата в белый свет, как в копейку. Впрочем, его первый номер стреляет не намного прицельнее…
Над головой пролетает трассер. Инстинктивно ныряю рыбкой вперед и, больно ударившись локтем, наконец-то обнаруживаю искомую точку опоры для сошек. Теперь можно бить точнее.
У «духов», как и у нас, ленты набиты патронами в пропорции один трассер на три обычных. Так удобнее корректировать собственный огонь. Но у того, что лупит как раз напротив меня, патроны все трассирующие. Это, конечно, на психику давит сильно, но зато демаскирует пулеметчика. Ну и дурак ты, «дух» – я тебя в два счета обнаружу…
Та-а-а-к, чуть левее… Вот она, точка, откуда, как из мешка, сыплются стрелы пулеметных очередей… А вот теперь огонь!!!
Бью длинными. Ствол пулемета то и дело от отдачи взлетает вверх и его, как строптивого скакуна, приходится укрощать, возвращая на место. Наваливаюсь всем корпусом вперед, чтобы зафиксировать сошки – тогда ПК держится ровнее.
Чуть левее заработал еще один пулемет. Это наверняка Грачев. Теперь мы на пару этого «духовского» пулеметчика точно в рай отправим. В два ствола прочесываем кусок белесой пелены из снега, из которой в нашу сторону летели трассы. Замолчал, гад… Завалили или поменял позицию?
Рядом со мной отчаянно лупит из автомата Костенко. По всем правилам стрельбы он должен лежать справа от меня, как и положено второму номеру. А этот змей строился слева. И теперь осыпает отстрелянными гильзами.
– Ленту давай!
Не слышит, увлекся, враг…
Лягаю его ногой. Костенко поворачивает ко мне свою красную морду: глаза – как щелки, лицо яростно перекошено, на кончике носа – капля. Все это с дурацкой закономерностью отпечатывается в моих мозгах. Всегда так – запоминается всякая чепуха. Интересно, неужели и у меня такая же рожа?
– Ленту давай!
Костенко ловко перемахивает через меня. Он снимает с себя пулеметную ленту, которую намотал
Снова пулемет плюется смертью в снежную круговерть.
Рядом грузно проседает снег. Инстинктивно вжимаюсь в землю и только тогда поворачиваю голову: рядом плюхнулся наш взводный, гвардии старший лейтенант Орлов. «Орел ты, лейтенант Соколов! – Я не Соколов, товарищ генерал! Я – Орлов! – Все равно! Сокол ты, Орлов!» Дежурный прикол нашего взвода.
– Возьми левее! – кричит мне взводный чуть ли не в самое ухо. То самое, что пытался мне попортить свом тарахтением «второй номер», – Они позицию сменили! Не видишь, что ли?
Я ничего не отвечаю, меняю прицел. Как же, увидишь что – нибудь в этом снежном поносе… Даю поправочку.
– Прочесывай от этой точки влево – вправо на три – четыре метра! – продолжает командовать Орлов, – Сектор стрельбы не расширяй – своих зацепишь: сейчас рота наверх поползет. Стрельбу прекратишь, когда увидишь зеленую ракету в своем направлении. Понял?
Чего тут непонятного? Я глянул на Костенко: толковый ефрейтор еще одну ленту приготовил. На всякий случай.
Лейтенант еще с минуту полежал рядом с нашим пулеметом, потом отполз. На атаку наш героический взвод вдохновлять.
А я стреляю. Длинная очередь. Поправочка. Три коротких, снова длинная. Мое дело маленькое, солдатское. И мыслей в башке нет никаких. Даже той, которая просто обязана появиться: неизвестно, сколько мы еще пролежим на снегу, поэтому нужно приказать набивать Костенко патронами пустую ленту, а не шмалять из автомата у меня под боком.
Бью теперь только короткими. В груди – холодная ярость, голова чистая, мысли в ней текут ровненько, как трассера. Сволочи, завалили Мухина. И парнишку того, Варегова, тоже. Вашей банды рук дело, знаю. Все равно расплата пришла. Сами напросились. Суки. Рикошетом она к вам пришла. И будет приходить, пока не поймете, что нужно не только грешить, но и каяться. Мы… мы уже начали, поэтому и уходим. А вы?… Мы вас, суки, научим…
Чуть впереди слева взметнулся огненный фонтан. Полыхнул, как вспышка спички на ветру, погас, оставив после себя шапку дыма. Впрочем, дым я уже не видел – скорее понял, что он должен быть.
Невидимое, но плотное, как стенка, ударило по всему корпусу, опрокинуло. Пулемет в моих руках, кувыркнувшись, выпустил последнюю очередь прямо перед собой.
Я не потерял сознание, нет. Просто получилось, как во время сеанса в кинотеатре: передернул раздолбай – киномеханик пленку и несколько кадров проскочили мимо твоего внимания. Ведь только что лежал на животе и стрелял из пулемета, а теперь вытянулся на спине, под головой – собственная «эрдэшка», перед глазами – по-прежнему обиженная морда Костенко. Только теперь она приобрела еще оттенок встревоженности.