Высоко в небе лебеди

Жуков Александр

Он взял телефонную трубку, но телефон молчал.

«Прямо — необитаемый остров!» — Евгений вспомнил, что в ящике кухонного стола валяется огрызок свечи, которым он натирал зимой лыжи; вспышка спички совпала с оглушительным раскатом грома — Евгений вздрогнул, и тут же рассмеялся мимолетному страху; от ливня он защищен надежной крышей и бетонными стенами, а все эти пророчества о конце света — мифы, не более; после темноты желтый огонек свечи показался необыкновенно ярким, праздничным; Евгений укрепил свечу в подстаканнике и достал с полки томик Козьмы Пруткова, чтобы как-то развеяться, но глаза быстро устали; он откинулся на подушку и заснул.

Когда Евгений проснулся, в комнате было тихо и темно;

он на ощупь подошел к окну и отдернул штору — на улице ни огонька; темнота была настолько глубокой, густой, похожей на вязкий деготь, что напоминала ту, безмолвную, космическую, которую он наблюдал в самодельный телескоп.

«Сколько сейчас времени?» — Евгений чиркнул спичкой — стрелки часов сошлись на цифре «12».

«То ли ночь, то ли день? Впрочем, так ли это важно», — он до отказа выкрутил ручку громкости динамика — в нем еле слышно зазвучала музыка; видимо, радиосеть тоже была повреждена ураганом.

«Что же делать? Да, ситуация…» — с какой-то мальчишеской досадой вздохнул Евгений: происходившее не пугало, не удивляло, оно воспринималось как техническая неполадка в трансляции хоккейного матча: на экране телевизора мельтешат разноцветные полосы, и болельщики негодуют, возмущаются, зная, что через минуту-другую появятся звук и изображение, что в запасе у техников всегда есть несколько резервных каналов космической и кабельной связи.

Евгений вспомнил, что в столе сына валяется карманный фонарик; он чиркнул спичкой, открыл стол — рядом с фонариком лежала продолговатая пачка, на ней было написано «сухое горючее».

«Это уже кое-что!» — Евгений прошел на кухню, положил белую таблетку горючего на рассекатель газовой плиты, вскипятил чай, и долго вдыхал его тонкий, терпкий аромат, поражаясь тому, что не замечал его раньше, а теперь чувствовал малейшие оттенки, и против обыкновения не положил сахар, опасаясь, как бы он не ослабил аромат; холодильник не работал, но еще хранил остатки мороза; Евгений обильно поел и прилег на диван.

«Чем бы заняться?.. Буду слушать радио», — он удлинил провод, прислонил репродуктор к валику дивана и ухом прижался к динамику; диктор предупредил, чтобы жители не открывали квартиры незнакомым людям, так как за последние пять часов участились случаи ограблений; потом он зачитал обращение главного эпидемиолога города, который напомнил, что система канализации и водопровод пока работают безотказно, и призвал жителей не загрязнять санузлы, поскольку это может привести к выбросу нечистот и вспышке эпидемии.

«Ну и ну! — Евгений нервно засмеялся. — Сколько всего настроено, а выходит, что человек все так же беззащитен, как и тысячи лет назад. А собственно, от чего защищаться? Если он — часть природы, то должен разделить ее участь. А если он — над природой, так рано или поздно разделит участь ее врага. Да, ситуация…» — Евгений снова прижался ухом к динамику: «…по сообщениям космонавтов, — бодро говорил диктор, — облако космической пыли несколько замедлило свое движение. Мы попросили прокомментировать это явление академика Беспалова. Он сказал, что подобное наблюдалось в четырнадцатом веке. По свидетельствам очевидцев, которые донесли до нас летописи, ночь продолжалась около недели; из окрестных лесов звери пришли в селения, но людей не трогали.

Замедление скорости движения облака объясняется влиянием магнитного поля Луны. Через восемь — десять часов оно значительно уменьшится, и облако продолжит свое путешествие по Вселенной».

«Кто-то из великих сказал, что нормальному человеку и с собакой не скучно, — с веселой бесшабашностью подумал Евгений, — а тут даже кошки нет. Итак, будем рассуждать о жизни… Мне уже тридцать пять лет. Горожанин и сын горожанина. Пять лет проработал экономистом. Никаких новшеств не ввел. Надоело быть мальчишкой на побегушках, да

и женский оклад: сто сорок. Освободилось место инженера по технике безопасности. Жена сказала: «Иди, не будешь целыми днями торчать в своей клетушке. Пройдешься по цехам, хоть воздухом подышишь». Я согласился. И до сего дня не жалею. Моя жена — умный, практичный человек. Без нее я, наверное, до седых волос таскался бы по вечеринкам и междусобойчикам. Словом, я, как нынче говорят, стал человеком, ведущим размеренный образ жизни… Нет, это не жизнь, а какой-то протокол, — Евгений скучливо зевнул, — а собственно, что я из себя представляю? Что изменилось бы в мире, если бы не родился?.. Сына, Вадьки, не было бы?.. Стоп. В этой темноте можно доанализироваться до точки. Может, люди так вот, оказавшись одни, и сходят с ума?.. Я уже подошел к вопросу: живу ли вообще?.. Этим и страшно одиночество, что человек начинает понимать истинную цену своей жизни… Да перестань, Женька, цену себе набивать! — Евгений испуганно вскочил с дивана. — Это я себя спросил?! От этой темноты можно окончательно свихнуться».

Он включил фонарик и посветил в окно; желтый кинжальный луч увяз в густой темноте; казалось, что она медленно растворяла его, луч укорачивался, бледнел.

«Во, черт!.. прямо как живая», — Евгению стало не по себе, он погасил фонарик, но темнота продолжала заполнять комнату; вязкая, холодная, ока поднялась до щиколоток, и Евгению почудилось, что он стоит в липкой болотной жиже.

«Нервы шалят… Где-то у жены таблетки были. Стоп! Может, они в этой ситуации дадут обратный эффект. Эксперименты оставим ученым. Они же их не на себе делают… Как быть? Я знаю, что это — мираж, но, с другой стороны, чувствую, что темнота уже поднялась до коленей… Жена предчувствовала, что нельзя быть одному». — Евгений включил фонарик и вышел на лестничную площадку, посветил на двери соседских квартир.

«К Петрову лучше не заходить, рассказами о радикулитах замучает. У него от этих магнитных бурь наверняка обострение. Так, сорок девятая, обитель пенсионеров… Пятьдесят первая. Кто же тут живет? Стоп. Это же моя квартира. Уже немного тронулся… Так, пятьдесят вторая. Милейший Сергей Алексеевич, врач-гинеколог. С какой женой он живет сейчас, с четвертой или с первой?.. Впрочем, сейчас и узнаем». — Евгений потянулся было к кнопке звонка, но вспомнил, что электричество отключено, и робко постучал в дверь; послышались осторожные шаги.

— Кто там?

— Сергей Алексеевич, это я — ваш сосед из пятьдесят первой.

— Что вы хотите? Вашей жене плохо?

— Моя жена в деревне. Я к вам… так просто хотел зайти.

Евгений услышал, как сосед неловко переступил с ноги на ногу, и живо представил: потирая двойной подбородок и причмокивая, тот мучительно обдумывает сложившуюся ситуацию.

— Видите ли, по радио предупреждали…

— Я слышал. Но, знаете, одному скучно.

— Возьмите себя в руки.

— И что?

— Ждите. Соблюдайте порядок.

— Какой?

— Извините, но у меня возникло множество с в о и х вопросов, я только что наконец-то объяснился с женой. У меня, извините, нервы тоже на пределе.

— Мы только и делаем, что занимаемся с в о и м и вопросами.

— Еще вы тут мне будете читать мораль. Катитесь к черту!

— Сам — идиот, — Евгений помрачнел, посветил фонариком на дверь своей квартиры; возвращаться домой не хотелось, да и что должно было тянуть его туда?.. вещи?.. так их не видно; и тот французский хрусталь в серванте, за которым жена охотилась целых два года и который при вечернем освещении вспыхивает зеленоватыми искорками, что приводило в восторг гостей, — его тоже не видно; и даже собрания сочинений Толстого, Достоевского, Бунина, за ними он все выходные и ночи напролет проторчал у книжного магазина, тоже перестали существовать.