Высокое Искусство
Шрифт:
Рубиновые глаза сверкнули, как огоньки потайного фонаря.
— Или ты хочешь отказаться от моих услуг?
— Нет. И меня очень интересует, чем ты можешь похвалиться, — женщина с волосами в сеточке закончила подготовительно-укоряющую часть беседы и перешла к делу. Она казалась отчетливо недовольной.
— Почти ничем, — честно ответила гостья. — Мы знаем, что Хель дошла до столицы. Скорее всего, она уже в городе… — ведьма посмотрела туда, где уже купался в розоватом свете окончательно проснувшийся Мильвесс, крупнейший город и сердце известного людям мира.
— И?.. — отрывисто и зло сказала, буквально
— На этом все, — нехотя призналась ведьма. Ее обычно красивый, выразительный голос звучал тускло, как истертая ветошь. — Пока все.
— Это не слишком обнадеживает.
— Да. Но сети раскинуты широко. Она не знает город и не имеет полезных знакомств. Рано или поздно Хель зайдет в храм, или обратится к магам, или поселится в гостином дворе, или попадет в кутузку. Она достаточно приметна, мне донесут.
— Широко раскинутая сеть, это плохо, — отрезала колдунья. — Вызывает вопросы. Кроме того, у нас есть соперники.
— Кто? — быстро и резко спросила ведьма.
— Владетели Малэрсида точно. Возможно еще кто-то. Девку ищут, весьма настойчиво.
— Клавель Вартенслебен, — процедила ведьма, опять сверкнув дьявольскими радужками. — Не надо было с ней связываться. Жадная тварь все испортила.
— Напомню, что «жадная тварь» исполнила все, что было оговорено, — вымолвила колдунья. — Это ты не справилась.
— Да, я не справилась, — красноглазая неожиданно быстро, без противления согласилась с очевидным, не став напоминать об ужасающем эффекте некромантии, накрывшем Хель в шаге от смерти.
Колдунья помолчала, нервно сжав перчатки с такой силой, будто собиралась порвать тонкую, но удивительно прочную кожу. Кстати, с кожевенных мастерских семьи Вартенслебен. Помолчала несколько мгновений, восстанавливая душевное равновесие после вспышки гнева. Это было глупо и бессмысленно — злиться на провал верной исполнительницы, которая в точности исполнила все указания и не добилась успеха по вполне объективным причинам. Но все же …
«В шаге от успеха… Чтоб вас всех Эрдег забрал. Всего один удар мечом — и дело было бы сделано!»
Вдох. Выдох. Она чародейка. Она стоит выше толпы, выше бономов, даже выше приматоров Двадцати Двух — великих семей, единственной аристократии, пережившей Катаклизм. Гнев, страх, злость — это все для низших созданий. А ее удел и добродетель — чистый разум, который подобен воде их глубин великого океана. Вода не сомневается, не испытывает страх, не колеблется. Она просто сокрушает преграду неостановимым напором волн.
— Слишком много сторонних, — отрывисто сказала чародейка. — Хороший шпион всегда имеет хотя бы двух господ. По крайней мере, двух. И получив приказ от одного, бежит сообщать другому за вознаграждение. Так мы узнали, что Вартенслебены ищут Хель. Так что-нибудь еще узнает, что мы ищем ее, рано или поздно… если уже не узнал.
— Ее нельзя убить на расстоянии, — ведьма поймала на лету ход мыслей патронессы, тем более, что эту возможность они дотошно рассматривали.
— Можно.
Колдунья снова замолкла, хлестнув пару раз перчатками о рукав бархатной куртки.
— Можно, — повторила она. — Я отправила заказ на Пустоши. Мне нужна Пестрая Лента.
Ведьма сдержала чувства, благо в дьявольских глазах нельзя было ничего прочесть. Только с шумом втянула воздух.
— Их больше не осталось… —
— Есть, — мрачно усмехнулась чародейка. — Только она измеряется в бочках фениксов.
— Я понимаю, — очень серьезно сказала ведьма. — Понимаю. Кто-то вернется в Королевства очень богатым человеком.
Теперь она выдержала в свою очередь паузу, обдумывая услышанное. Не было смысла перечислять опасность и сложность использования Ленты в городе с несколькими сотнями тысяч жителей, полном запахов, множества ручейков чужой жизни. Чародейка была готова на крайние меры, и это следовало просто принять.
Или …
— Я подготовлю все, что удалось собрать, — пообещала ведьма. — Все вещи, которые точно принадлежали Хель.
— Да. Я сообщу тебе, куда доставят Ленту. Построишь круг, расположишь символы, напитаешь силой литиры. Затем я проведу ритуал. После ты сделаешь остальное.
— Буду ждать указаний.
Красноглазая одним лишь взглядом спросила — закончена ли встреча? Получив бессловесный кивок, сняла шляпу с руки статуи, отступила на несколько шагов и рассеялась в тенях, исчезла среди камня. Колдунья еще раз хлестнула перчатками по руке, накинула капюшон. Бросила взгляд на ближайшую статую, что изображала женщину с вытянутой в немой просьбе руку. Время не пощадило жертвенную фигуру, воздвигнутую в подкрепление просьбы Отцу мироздания. Ветер и дожди погрызли мягкий камень, запятнали гладкую поверхность язвами и проплешинами, однако мастерство скульптора оказалось неподвластно столетиям. Образ давно умершей женщины сохранил предельное отчаяние, запредельную мольбу, обращенную к молчаливому небу. Как будто высшие силы отвечали яростному стремлению колдуньи, намекая на тщетность усилий.
Синие огоньки погасли. Чародейка, наконец, порвала перчатку, отшвырнула бесполезную вещь, затем вторую, оставшуюся без пары. Зашагала прочь, невидимая и неслышимая средь молчаливых памятников. Она думала о том, что Искра должна умереть, вернуться в Ад, откуда была вызвана. И о том, каких безумных трат потребует должным образом исполненная подготовка.
А о чем думала ведьма с рубиновыми глазами, было известно лишь ей. Но если бы колдунья могла прочесть те мысли, ей следовало крепко задуматься, в чью сторону нацелить ужасающую и смертельно опасную Ленту. Потому, что разум, искаженный, отравленный магическими переходами сквозь великие расстояния, могут посетить очень странные и причудливые думы…
«… твою мать…»
В ставню громко постучали. Противный, визгливый голос проныл как будто в самый мозг — «Утро, добрые горожане, рассвет близится!». Словно аккомпанируя голосу хозяйка загремела медной кастрюлей, разогревая для мужа вчерашнюю колбасу. Постоялицу ждали кружка подогретой воды для питья, миска с холодной водой для умывания, щепоть смолы и сажи от пережигания косточек маслицы — для чистки зубов и укрепления оных. Завтрак не полагался, поскольку уплочено было только за ночлег. Поспать чуть дольше тоже не имелось возможности — по умолчанию предполагалось, что очередной искатель городского счастья или спешит на работу, или находится в деятельном поиске. То есть лентяйски нежиться в хозяйской кровати не станет.