Высокое Искусство
Шрифт:
Кстати, сегодня как раз было два «суставника», повыбивавших себе костяки пальцев. Дело житейское — подрались два сокамерника, гончар и кровельщик, продолжая некие свои межцеховые разборки. Убить человека голыми руками непросто, тюремными инструментами оппоненты по какой-то причине обзавестись не сумели, так что дело закончилось дракой, смешной и нелепой в исполнении узников, чьи силы не прибавились на скудном пайке из постной каши.
А вообще парадокс — чем искуснее был палач, тем меньше работы оказывалось для лекаря. Профессионал подвергал жертву изощренным страданиям и эффектно калечил, но при этом ни в коем случае не убивал и всегда оставлял возможность для того, что можно было бы назвать «реабилитационными процедурами». Мастер Квокк зачастую еще и сам перевязывал допрашиваемых, отпаивал настоями, делая по ходу отеческое внушение, это действовало как
— Люнна?
— Динд? День добрый, — отозвалась Елена, стараясь быть как можно более отстраненной.
Подмастерье Динд хоть и стал взрослее на год, внешне слабо изменился. Так и застрял на границе между юношей и мужчиной, забрав лучшее с обеих сторон, по крайней мере, внешне. Шевелюра у него стала еще гуще и темнее, а глаза обрели красивый чернильный блеск. На девушек этот взгляд действовал неотразимо, да к тому же будущий палач — партия завидная. С одной стороны быть женой экзекутора — удовольствие то еще. С другой, кусок хлеба гарантирован до конца дней, как и приданое дочкам, а также сыновья доля. В нынешнее время, когда недород идет за недородом, и цены на хлеб растут чуть ли не каждый день, не до придирчивого перебора женихов.
В общем, юноша мог бы складывать девиц в свою кровать, как метельщик — прутья. Но почему-то не спешил и ходили слухи, что сердце парня уже отдано другой, а кому — неведомо. Елена имела сильные подозрения, что ей, поскольку при каждой встрече Динд превращался в косноязычного осла, который мучительно краснел и не мог связать внятно пару слов. А поскольку внутрикорпоративные половые разборки ей были совершенно не в кассу, Елена по мере сил держала перспективного жениха как можно дальше, но корректно. Вот и сейчас, вежливо поздоровавшись и обменявшись парой фраз, она зашагала дальше, не оглядываясь, чувствуя спиной грустный взгляд большого, симпатичного, доброго парня, который честно зарабатывал на хлеб, мучая и убивая людей.
Широкие коридоры пропахли восковыми факелами и дешевым маслом для ламп. Редкие стражники в лучшем случае провожали целительницу безразличными взглядами, как обыденный элемент тюремного пейзажа. Анатомическая зала располагалась в той части дворца, что располагалась ближе к поверхности, так что требовалось затратить немало сил, поднимаясь из подвала. По пути Елена встретила служанку с ведром и мастера Квокка, который как обычно спешил и досадливо мотнул головой в ответ на приветствие, дескать, не до тебя.
Нормальность, обыденность всего этого поначалу Елену безмерно удивляла и поражала. А теперь лишь отзывалась стойким чувством легкого недоумения — как это возможно? Как могут люди, выбравшие подобное ремесло, быть настолько … обычными? Однако ж — могли. И были.
Еще один пролет, вытертый ногами многих поколений… Факел здесь почти угас, не озаботились вовремя сменить, так что ступать приходилось осторожно. Да еще требовалось не уронить сумку с инструментами.
Если решительно отодвинуть в сторону моральный аспект работы, занятие тюремного лекаря оказалось достаточно прибыльным. Оно неплохо оплачивалось само по себе и давало возможность приработка — родственники заключенных приплачивали за лечение, а болели узники часто. Вот здесь Елене снова пришлось нелегко, потому что встала нехилая моральная дилемма. Лечить просто так? Накладно и даже разорительно, потому что согласно давним традициям все необходимые ингредиенты лекарь покупал за свой счет. Кстати, то же правило действовало во множестве иных профессий, например слуги в кабаках и прочих ресторациях тоже сперва оплачивали заказ, а затем вытрясали его стоимость из клиента [18] . Брать деньги? Но сколько, учитывая, что торговаться Елена не умела органически и не смогла выучиться по сей день.
18
В России покупка еды и напитков трактирными слугами за свой счет дожила до XIX века.
В общем, как лаконично выразился один из персонажей братьев Коэн, «все непросто». А вот и нужный коридор. Ничего себе, охрана? Это для кого, интересно? С деловито-независимым видом Елена прошествовала мимо вооруженных людей, ловя уже привычные
В зале уже все было готово, пациент на столе, вода запасена, тазы в наличии, надо лишь расставить. Пахло как обычно, то есть неприятно, но терпимо. Слабенький магический амулет исправно глушил стойкий запах мертвечины, уберегая платье зрителей. Хотя нет … что-то еще … ноздри Елены уловили слабый, но весьма изысканный аромат парфюма. Источник обнаружился тут же, на единственном стуле сидела — точнее восседала — молодая женщина, явно высокородная, примерно одних лет с Еленой или чуть старше. Стул, в свою очередь, покоился на каменной плите, так что даже сидя зритель мог смотреть на анатомический стол сверху вниз.
Девица была, прямо скажем, эффектная, во всех отношениях. Одета с иголочки, так, что Елена, обычно не комплексующая относительно собственного платья, скрипнула зубами. «Милосердная» зарабатывала достаточно, чтобы отдавать одежду прачкам, однако, с учетом трат на обучение у Фигуэредо, не настолько, чтобы избавиться от традиционной дилеммы «стирать или полоскать» [19] .
И одежда была не из тех, что надевают дочери бономов. Черная, с красными вставками, куртка и черные же штаны-чулки обрисовывали спортивную фигуру, которой чуть-чуть не хватало для определения «атлетичная». На плечах небрежно висел короткий плащик кремового цвета длиной едва ли до локтей с широким воротником высотой в ладонь. Плащ застегивался на блестящий крючок, а поверх с той же великолепной небрежностью была накинута, как дешевые бусы, золотая цепь с двойными звеньями, похожими на восьмерки.
19
Стирка очень сильно изнашивала ткань, поэтому, как правило, ограничивались полосканием. Это сказывалось и на внешней чистоте, и на эпидемиологической обстановке.
Примечательнее всего были сапоги, ничего подобного в Мильвессе не носили. С отворотами, в цвет плаща, без шпилек — до них здесь еще не додумались — зато с высоченными голенищами, которые в развернутом состоянии доходили, пожалуй, до середины бедер Голенища были разрезаны впереди на всю длину, до самой стопы, и затянуты посеребренной шнуровкой. Широкий пояс и сапоги соединялись поверх чулок идущими спиралью ремешками с декоративными заклепками. Овальная пряжка ремня сияла полировкой и выложенным золотой проволокой гербом, который Елена уже определенно где-то видела.
На голове у женщины не имелось ни шляпки, ни сеточки, ни даже заколки, лишь длинная блестящая шпилька крепила черную прядь за ухом — презрительная уступка правилам поведения, которые не одобряли простоволосие, оставляя его проституткам. Чудо, что аксессуар вообще держался, учитывая, что волосы у аристократки были подстрижены почти так же коротко, как у Елены, выше плеч.
Все это выглядело красиво, очень ярко, но в то же время нарочито скромно, учитывая, что в местном обществе человек определялся в первую очередь по виду, поэтому бал правили яркие, попугайские расцветки и самые невообразимые сочетания красок. На стуле не имелось спинки, поэтому зрительница изящно оперлась на высокий подлокотник, изогнутый в виде лиры, закинула ногу на ногу и подперла изящный, точеный подбородок левой рукой. Поверх глянцевой кожи сияли три кольца с разноцветными камнями, надетые прямо на перчатку. А вот на правой, что интересно, не имелось ни единого украшения. И подобное лекарка уже встречала не раз на улицах Города. Так поступали профессиональные бойцы, охранники, а также многие рыцари, из настоящих, боевых. И горцы, которые перстней не носили из принципа.
Интересно, готическая женщина косит под мечника или действительно умеет драться?
Разумеется, аристократка не сказала ни слова и вообще, ни единым жестом не показала, что обратила хоть каплю внимания на обслугу. Елена, в свою очередь, повела себя аналогично, действуя, словно находилась в анатомическом зале одна. В этом была солидная доля хулиганства — как представительница низкого сословия, да еще не член цеха, целительница должна была приветствовать вышестоящего, продемонстрировать надлежащее почтение, использовать соответствующее обращение. Но холодное высокомерие зрительницы неожиданно задело «Милосердную» за живое. Кроме того сильно болело плечо, ушибленное Чертежником накануне, и у Елены окончательно испортилось настроение.