Высокое Искусство
Шрифт:
Противники снова закружили в танце, пробуя друг друга на реакцию, ловя момент для атаки. Флесса почувствовала, что начинает задыхаться. Плотная одежда, на которую не пожалели ваты, действительно защищала от скользящих ударов, но и тепло удерживала как меховая шуба. Духота пополам с усталостью повисли на руках невидимыми гирями. Изящное порхание смертносной бабочки шаг за шагом превращалось в унылое заплеталово неловких ног.
Охранник и тюремщик с одинаковой злобой взирали на поединок. Оба хорошо понимали, что если все пойдет скверно, они могут и не успеть вмешаться. У обоих не имелось выбора — тюремщик был поставлен перед готовым решением, ему даже золота не перепало, лишь пригоршня серебра. Ловаг, хотя и шпионил для герцога,
Флесса услышала скрип железа, ее охранник уже открыто вытащил меч из ножен, ловя момент, когда надо будет прыгать в бойцовскую яму. Она досадливо поморщилась и на этом потеряла мгновение. Бандит тоже имел хороший слух и сделал свои выводы из готовности ловага. Пощады убийце ждать не приходилось в любом случае, обещаниям наемник не верил ни на грош, но когда приговорен к гвоздеванию, быстрая и не очень мучительная смерть от клинка — уже благо само по себе. Теперь он хотел лишь одного — забрать напоследок еще одну жизнь. Хотя бы в малости отомстить проклятому миру. А затем — и в ад можно!
Эта решимость отчетливо горела в темных глазах арестанта, и Флесса поняла, что теперь настало время по-настоящему драться за жизнь. Бандит присел, упер левую руку в бок рядом с почкой, правую прижал к животу, как будто заслоняясь плечом. Быстрым шагом двинулся прямо на женщину, разгоняясь, как боевой конь перед атакой. Тюремщик, уже не стесняясь, выругался, понимая, на кого повесят смерть высокородной особы в подземельях «Дворца-под-Холмом». Ловаг скрипнул зубами и шагнул к самому краю бассейна, перехватил рукоять меча обеими руками.
Загнав противницу в тупик, заключенный рубанул со всех сил слева направо, горизонтально, от живота, добавив к замаху еще и энергию разворота корпуса. Он рассчитывал, что сметет любую защиту чистой силой и весом, а если и нет, все равно бойцы сблизятся настолько, что можно навалиться по-борцовски и опять же решить дело. Пехотный тесак ударил, как молот, так, что и в самом деле снес бы любую жесткую защиту. Поэтому Флесса блокировать не стала. Закинула левую руку назад, ловя рукоять маленького кинжала за поясом. Одновременно резко присела, наклоняясь, почувствовала, как сталь пригладила стеганую шапку на макушке. В следующее мгновение противники столкнулись подобно льдинам в реке, и бандит, готовый придавить верткую сволочь, проломить ей башку одним ударом рукояти меча, получил кинжалом в живот по самую рукоять.
Они расцепились, приговоренный отступил на шаг, зажимая рану, прикрылся мечом. Флесса обозначила несколько ударов, но скорее для порядка, чтобы вырваться из ловушки тупика. С полминуты или около того поединщики снова чертили сложные круги по дну арены. Оба устали, а заключенный еще и терял кровь, так что дуэлянтов хватало лишь на один-два удара, скорее в надежде, что противник утомился еще больше и все же пропустит атаку.
— Госпожа, — позвал сверху ловаг, дождавшись, когда расстояние между бойцами окажется достаточно велико, так, чтобы не отвлечь женщину в момент опасности. — Ваша победа неоспорима, кровь пущена. Дозвольте нам закончить!
Тюремщик поиграл кнутом, молясь, чтобы высокородная дура согласилась. То, что бабе сейчас расколют голову как старое корыто или вспорют брюхо — и хрен бы с ней, но ведь приличных людей за собой в могилу потащит, коза дурная!
Флесса не ответила, сберегая дыхание. А еще — не желая нарушить великолепие момента.
— Поганая… мразь… — выдохнул бандит, и это были первые слова, что он вымолвил с начала поединка. — Грязная шлюха с фруктовым ножиком.
Рана была не опасна, однако с каждым шагом поединщик терял кровь, а вместе с ней и силу. С хорошим лекарем, да еще бы отлежаться — шансы выжить неплохие. Но достаточно было одного взгляда в глаза гибкой сильной женщины с хищным взглядом гиены, чтобы не ждать ни лекаря, ни покоя.
Они встали друг против друга, жестко, оба смертельно уставшие, не в силах маневрировать. Рваные холщовые штаны на арестанте вымокли и покраснели как фартук мясника. Флесса хватала воздух раскрытым ртом, молясь, чтобы хватило дыхания. Дуэлянты обменялись еще несколькими ударами. Бандит перехватил рукоять двумя руками, попробовал прием с выносом клинка высоко вверх и в сторону, но в итоге просто рубанул широко и сильно. Флесса неосторожно парировала, и кисть онемела от жесткого сотрясения. Женщина не удержалась от гримасы, и ободренный злодей ударил снова. Не успевая отступить, не имея возможности «слить» вражеский меч, Флесса опять отбила прямо и безыскусно, на сей раз, подпирая обух тесака левым плечом. При этом она едва не насадилась на собственный кинжал, однако прием удался. Вражеский тесак хрупнул, глубокая трещина пробежала по стальной поверхности, как не переломился клинок, осталось загадкой безвестного кузнеца.
— З-заканчивай, тварь, — прохрипел уголовник, бессильно уронив руку с мечом. Левой он зажал рану, не в силах остановить струйки алой жидкости.
Это было прекрасно сыграно, Флесса почти поверила. Но бретер, который учил ее, честно отрабатывал золото Вартенслебенов. Помимо чистого фехтмейстерства он открыл ученице некоторые приемы уличной схватки, которым не обучают юных дев. А заодно поведал не столь уж давнюю — и семи лет не прошло — но уже ставшую легендой историю дуэли между пятым сыном Пиэвиелльэ, блестящим фехтовальщиком на саблях, и неким бретером по имени Раньян, которого, несмотря на молодость, в ту пору уже называли преемником Лунного Жнеца. Причем бретер рассказал обе версии легенды, и придуманную семьей покойного, и другую, настоящую, что передавали друг другу мастера меча.
Та история назидательно раскрывала, с какой легкостью победа оборачивается поражением, так что Флесса удвоила внимание. Крепче сжала рукоять, обтянутую жесткой кожей, почувствовала даже сквозь перчатку стежки крепкой нити. Сделала два шага назад и замерла в классической стойке, прижав локоть к боку, чтобы меньше нагружать уставшую руку. Поняв, что его последний ход разгадан и предупрежден, уголовник застонал, теперь уж непритворно. И ринулся в последнюю атаку. Тюремщик заорал, раскручивая кнут, ловаг тоже завопил, напрягая мышцы для прыжка в бассейн. Бандит плеснул в лицо женщине пригоршню крови, в то же время, занося меч. Перехватил рукоять над головой уже двумя руками и ударил, сверху вниз, выкладываясь без остатка.
Окажись здесь живописец или даже скульптор, он вдохновился бы зрелищем и возможно, после долгих трудов, создал шедевр, потому что в эти мгновения уголовник был по-своему прекрасен. Яркий свет волшебной лампы высветил каждую черточку напряженного тела, идеально обрисовал игрой тени мышцы, видимые сквозь рваную одежду. Превратил грязную физиономию бесчестного убийцы в маску человека, бросившего вызов судьбе. Бандит, чье имя давно забылось под грузом кличек, достиг совершенства в тот миг, когда все его упрямство, жажда жизни, ненависть, силы, бойцовские навыки — все полыхнуло огнем чистого, запредельного усилия.