Высокое волшебство
Шрифт:
Она говорила тихо, словно бы напевая, называя все, на что хотела повлиять, символами имен, она говорила сложным Языком образов. Одно из имен было слишком длинным, чтобы можно было сейчас тратить на это время. Она перешла на машинный язык, передала это компьютеру, и потекло уже машинное время, во много тысяч раз ускоренное. И все же ей на это потребовалось целых четыре секунды. И планета дрожала, изгибалась от напряжения, повторяя ее слова и заклинания.
«Отлично, – успела подумать Дайрин, – все идет как надо, все работает».
Она произнесла последнее слово заклинания, словно бы слепила все символы
Вселенная перестала расширяться. Хвост заклинания, вырвавшись на свободу из недр мозга Дайрин, ударил ее, и удар этот был равен отдаче выстрелившей пушки, но она сумела удержаться на ногах. Она ждала.
И Одинокая Сила пронзительно закричала, как смертельно раненный зверь. Этот вопль заставил планету содрогнуться. И ОНА исчезла. Но не совсем. ОНА не улетучилась, а вошла, втянулась в смертные души ребят, в Ниту, Кита и Дайрин.
А затем вспыхнул свет.
13. ИЗМЕНЕНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Нита стояла, объятая страхом. Она крепко ухватилась за Кита и недоуменно наблюдала за прибывающим, распускающимся, словно утренний цветок, светом.
Небо начало проясняться. Поначалу это было почти незаметно. Как бы не существовало самого источника света. Он возникал из ниоткуда, сам по себе. Будто у планеты, раньше открытой Космосу, как голенький новорожденный, стала появляться атмосфера и сквозь нее проникал рассеянный, мягкий свет солнца. Но здесь же не было атмосферы! Она это знала. Даже короткая и яркая вспышка близкой звезды не могла достигнуть ее поверхности, подарить свет этому миру. Тогда что это?
Постепенно неведомые источники света становились все виднее и яснее. Слабыми искорками, точками, сигнальными огоньками в разных местах неба вспыхивали они. Постепенно они разгорались, становились достаточно яркими, чтобы прорисовались на поверхности планеты прозрачные поначалу тени. Вот уже можно различить контуры камней, очерченных тенями. И от фигурок мобилей протянулись пока еще слабые хвостики светло-сиреневых теней. Удивленные черепашки таращились в небо.
Дайрин не двигалась. Она застыла на полужесте: руки вытянуты, кулаки сжаты, будто ее магнитом притянула, прикрепила к себе какая-то сила.
А Пространство, бывшее прежде черным, становилось сначала серо-туманным, потом светлело, прояснялось. Прежде яркие звездочки Млечного Пути тускнели, растворялись в наплывающем свете. Кит рядом с Нитой мелко дрожал.
– Что это? – прошептал он. Она нервно засмеялась. Сама не зная, почему это пришло ей в голову, ответила:
– Парадокс Ольберса в действии. Глаза Кита расширились.
– Ты издеваешься?
– Нет.
Этот парадокс был одним из объяснений того, что Вселенная расширяется. Млечные Пути и галактики, очевидно, были разбросаны по всему пространству Космоса. С Земли они казались звездочками в небе. Ольберс доказал, что если бы они, эти миры, не двигались, не удалялись от Земли с большой скоростью, то ночное небо не было бы черным, оно стало бы одной громадной сферой света. Но света не было в ночном небе, а следовательно, Вселенная расширяется. Это было ясно до… до сей минуты. Все, что происходило на их глазах, опровергало Ольберса. Вселенная как бы перестала расширяться.
– Мне вдруг захотелось
Ните хотелось того же. Ей было холодно. Она страстно желала вернуться домой, на Землю. Она чувствовала, что там должно вот-вот произойти что-то ужасное. Земля может сойти с ума, и ей потребуются все Волшебники, все, которые сейчас существуют, чтобы предотвратить то, что может неожиданно произойти…
– Нита, нам надо возвращаться. Надо действовать. С Дайрин все в порядке. Она не пропадет теперь. – Кит, кажется, тоже подумал сейчас об угрозе беды, которая надвигается на их Землю.
– Нет! – воскликнула Нита.
– Пойми, люди там, на Земле, увидев все эти вспышки, решат, что началась ядерная война. Если никто не предупредит, что в действительности происходит…
– Нет, нет, нет! – вся дрожа, восклицала Нита. – Кит, я не двинусь с места. Я так хочу! Нет, пойми, мне кажется, что кто-то еще требует этого от меня. – Она подняла глаза к небу. – Кит, ты чувствуешь что-нибудь?
Он ошеломленно глядел на нее.
– Ты испугалась?
– Чего? – Она глянула Киту в глаза. Он сжал ладонями виски, будто голова его разрывалась от боли.
– Свет! – сказал он. – Это какой-то сумасшедший свет.
– Да, да. Оставайся на месте, не двигайся и смотри. И они глядели. Свет стал ярче. Было просто невозможно понять, что происходит. Широкая стеклянная равнина нестерпимо сияла. Мобили вспыхивали, блики бежали по их крутым полированным спинам. Единственное, до чего не мог добраться свет солнца – лоскут тени, словно бы не желающий растворяться во всепоглощающем сиянии. Тень эту как бы отбрасывала пустота. Она двигалась, сжималась, распрямлялась, удлинялась, извивалась, словно бы корчилась от боли, металась в самом центре равнины.
А свет все усиливался и прибавлялся. Из-за этого нестерпимого света уже ничего нельзя было видеть, кроме этой вспышки Тьмы, которая отвергала, отталкивала от себя свет и мучительно свивалась, будто змея в предсмертных судорогах. И свет бился в нее, наплывал волнами, колол острыми лучами, отшвыривал, но никак не мог победить.
Нита, ослепшая от света, толкнула Кита в бок. Впечатление было такое, будто она хотела выпихнуть его из этого все расширяющегося светящегося круга. Когда-то, в прежних своих путешествиях, они уже видели такой свет. Или почти такой же. Слепящий, всепоглощающий. И они знали, что это такое: свет Сердцевины Времени. Он не возрастал и не уменьшался тогда, он был всегда ровный и нестерпимый. Но странное дело – отвернись они от этого света, и он уменьшался, милосердно отпускал их. Зато стоило вглядеться в этот поток, как он ослеплял, почти лишал жизни.
Они не отрываясь смотрели на этот свет.
– Мы умрем? – прошептал, еле произнес одними губами Кит.
– Я не знаю.
– Ты надеешься? Ты думаешь, мы выберемся отсюда? – В его голосе звучала слабая надежда.
– Ты меня достал, Кит! – Сейчас ей это казалось не самым важным. Свет выбелил все вокруг. Кроме длинной, скрученной тряпочки Тьмы в самой середине потонувшей в сиянии равнины. Она растягивалась, истончалась. Она таяла на пылающей белым пламенем планете. Но вот она стала постепенно затуманиваться, редеть. Теперь уже это не был лоскут Тьмы. Обыкновенная прозрачная полоска тени. Серая пленочка. Наконец и она исчезла.