Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Шрифт:
– Вот, – говорит он, – забирай! Мне теперь ни к чему.
– До чего же ты отвратительный тип, – цедит сквозь зубы Галя. – Только ты так можешь.
– Только вот без оскорблений, – начинает заводиться Сосновский. – Я не обязан, знаешь, никого слушать! Это вы придумали, вы и делайте или другого идиота ищите. НИИ наш большой. Вон сколько мужиков. А я не намерен.
Галя скептически сжимает уголок рта и надменно усмехается.
– Я всегда знала, что ты трус! – утверждает она. – Всего на свете
Наступает та самая минута, когда многое хочется, но никто ни на что не решается.
– Если честно, – с трудом вытаскивая из себя слова, говорит Сосновский, – я с ней разговаривал. И потому-то я против того, о чем вы меня просите. Мне кажется, женщина она хорошая, и я ее обижать не хочу. Вы как-нибудь сами.
– Она встала у нас поперек дороги! – вскрикивает Галя. – Встала, как стена! Это ты хотя бы понял?
– У нее свои аргументы, Галя, – успокаивает ее Сосновский, – и я ее понимаю.
– А нас? – резким тоном задает Галя весьма скользкий вопрос.
Сосновский останавливает свой взгляд на колючей улыбке буфетчицы. Теперь она ему кажется еще больше неприятной.
– Да все вы хороши! – говорит он. – И она тоже. Но ее правда честнее.
– Мы тебе, Кеша, доверились, – взяв ключи со стола, огорченно говорит Галя, а ты не смог сделать того, что всегда бесплатно делал. Тебе что, слабо ее соблазнить? Мы тебе даже Лешину машину на время дали. Да, я понимаю, старая, но еще ничего.
– Галя, – угрюмо спрашивает Сосновский, – а ты бы смогла сейчас со мной переспать?
– Ну, знаешь ли! – Галино лицо краснеет, но она не уходит, надежда плещется еще в ее глазах. – Я мужика из-за тебя потеряю.
– Да, елки-палки, не нужен ей никто, кроме Лехи! – голос Сосновского вздрагивает. – Тебе бы так любить!
Тусклые пятна появляются в блестящих зрачках Гали и, томясь, расширяются.
– И вообще, что я вам, игрушка что ли? Я тоже человек! – Сосновский вновь смотрит на буфетчицу; взгляд ее серьезен и почему-то кажется благожелательным. – Не хочу я человеку сердце переламывать. Странно тебе это слышать? Так вот, это произошло! Жалко мне ее, и все!
Галя недоверчиво косится на выпученные глаза Сосновского и опирается рукой о стол.
– От тебя требовалось всего-навсего ее соблазнить, – говорит она наставительно. – Сделать это так, как ты один умеешь, чтобы она Алексея забыла.
– Как это легко, оказывается, – ехидничает в ответ Сосновский. – Забыть! Ты-то пробовала, а? А меня вот черт дернул! Я словно очнулся, когда эту женщину увидел. И теперь я не понимаю, чего Лехе-то не хватает?
– Не будь сволочью! – Галя сердита. – Каждый завоевывает то, что по силам. И я все равно выиграю!
– Интересно будет посмотреть, – Сосновский смеется. – Она надеется и верит ему!
– И
– А он не мальчик, он и сам что-то должен решить! – Сосновскому совсем перестает нравиться этот разговор. – Взял бы и не ночевал у нее. К тебе ушел бы. Нет, он, как послушный ребенок, ровно в девять дома. Ты об этом подумала? Что это такое?
Тяжелый вздох Гали заглушает сопение Сосновского.
– Я и сама этого не понимаю. Я думала, что дело в ней! – говорит она. – Теперь вовсе концы с концами не сходятся.
В буфет возвращается Леша, садится снова за стол, берет стакан нетронутого сока и выпивает залпом.
– Ты его все равно не уговоришь, – говорит он Гале. – Этот же, как баран упрется, с места не сдвинуть! – он смотрит на друга и недружелюбно продолжает. – Ну, что тебе-то не так, дружочек?
– Я уже все Гале объяснил, – отвечает Сосновский, – с ней и разговаривай.
Сосновский встает, немного раздумывает и подходит к буфетчице.
– Олеся, – говорит он громко, – прости меня, ладно?
Краснеющее лицо Олеси сверкает победным румянцем и расплывается в принимающей в объятья улыбке.
– Спасибо, Иннокентий, – попискивает она. – Вас прямо не узнать.
Сосновский кланяется ей и, играя глазами, обещает:
– Я должен загладить! Выбирайте день и час!
Он разворачивается, не давая Олесе времени выбрать, и возвращается за свой столик.
– Ну, поговорили?
– Нет, – отвечает Леша, – мы представление твое наблюдали.
– Скажи мне, – Сосновский серьезен, – скажи мне, Леша, а хочешь ли ты того, что делаешь? Может быть, тебе и так хорошо?
– Вот еще судья! – возмущается Леша. – Зачем я тебя тогда вообще просил?!
– А это не ты просил, – Сосновский допивает остывший кофе и показывает на Галю, – это же она просила.
Леша неожиданно теряется, вся его напускная важность сползает, как сгущенное молоко с ложки. Галя молчит, ее сознание соединяет факты и результат, и видно, что она начинает сомневаться в чем-то и в ком-то.
– Что она тебе там наговорила? – Леша все еще пытается быть солидным. – Я бы на твоем месте не верил.
– Я не девушка – верить или не верить, – Сосновский до умопомрачения спокоен. – Это вот Гале вера нужна. Ну не буду же я дружбу-то разбивать.
– Нет уж, – Алексей встает, – что ты имеешь в виду, говори при Гале. Я не боюсь.
– Ладно, ты сам просил, – Сосновский тоже встает. – Первым делом, прости за резкие движения!
Он тут же дает другу пощечину. Алексей дергается, поднимает кулак, чтобы дать сдачи, но останавливается, видя, что Сосновский открыто на него смотрит и не защищается. Галя сидит отстраненно. Она начинает тоскливо подвывать, тихо-тихо.