Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Шрифт:
– На, держи, дурак, – фыркнула одна из девушек в синем пальто и в очках.
Она вернулась, чтобы бросить парню пакет чипсов. Он расхохотался и сквозь смех сказал:
– Вот дура-то! Да засунь ты свои чипсы куда-нибудь! Мне «бабки» нужны.
Он смял пакет руками. Пакет лопнул и из него посыпался раскромсанный картофель. Девушка терпеливо смотрела на мальчишку.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Петя я! – парень кривлялся и высовывал язык. – Тетя, шла бы ты отсюда!
Девушка дернула подбородком, рука ее поднялась, она хотела его треснуть, но мальчишка захохотал снова:
– Ну, ударь! Ударь! – крикнул он. – Ребенка бьют!
Парень подскочил и быстро поднялся по лестнице на улицу.
Уже стемнело, капал маленький дождик.
На остановке троллейбуса, на скамейке,
– Шурик! – парень подошел, а дед продолжил. – Твое испытание закончилось. Не выгоден ты. Ничего за неделю не заработал. Так что пошел вон! К маме и папе!
Дед замахнулся и шикнул на Шурика:
– Кыш, чудо! И чтобы я тебя здесь не видел, понял?!
Мальчишка испугался и отбежал от остановки. Перед ним вдруг выросла та самая девушка в синем пальто.
– Я за тобой следила, – сказала она, – и все слышала. Тебе что, жить негде? Ты в школе-то учишься?
Шурик кивнул ей и чуть улыбнулся. Ему было и грустно, и смешно оттого, что его не понимают.
– Ну, чего тебе от меня надо? – спросил он.
– Я помочь могу, я психолог детский, – ответила девушка.
Мальчишка махнул на нее рукой, увидел троллейбус, подъехавший к остановке, подбежал и вскочил в него. Девушка не успела за ним. Шурик показал ей через закрытую дверь фигу и сел у окошка.
Домой ему не хотелось, дома надоело. Ему нужно было что-то настоящее, новое. Старое приелось и вылетало из сердца. Хотелось доказать право на сосуществование.
У пустой, неинтересной жизни Шурика не было будущего. И его стремление показать всем свою самостоятельность, вылезти, выскочить из болота душной повседневности будоражило и заставляло действовать. Он перепробовал все, что только мог придумать. Попрошайничество было последним шагом на этом пути.
А дома – мать и отец. А дома плохо.
Троллейбус стоял на перекрестке, ожидая сигнала светофора.
Шурик глядел в упор на беловолосую девочку лет восьми, сидевшую на коленях у мамы. Одета девочка была до того бедно, что Шурик даже усмехнулся. Какие-то потертые, с порванной местами кожей, сапоги, да и куртка облезлая. Он-то свою джинсовку специально в смоле испачкал, чтоб страшней была, чтоб больше жалели. А здесь перед ним сидела такая бедность! У матери девочки правая рука была перевязана грязным бинтом, и виднелись ногти с почти облезшим лаком. Ногти были тупые.
Девочка вертелась, оглядываясь по сторонам, то и дело спрашивая что-то у матери, а та в ответ лишь отнекивалась.
На своей остановке Шурик вышел из троллейбуса, постоял немного, потом зашел за павильон с игровыми автоматами и закурил последнюю сигарету.
Воздух и темное небо усиливали ощущение безысходности, заставляли острее почувствовать бессмысленность жизни. Радости от жизни не было совсем. Почему-то казалось, что вот так и придется просуществовать до смерти.
Затоптав сигарету, Шурик пошел к своему дому.
Ему очень хотелось раздобыть где-нибудь денег и доказать этому деду Василию, что он может быть настоящим попрошайкой. Дед в это не верил, не видел он в Шурике мастера. Но мальчишке не терпелось поменять свою надоевшую жизнь. Он старался, а его взяли и прогнали. Возвращаться туда можно было только с деньгами, и немалыми, иначе будут бить.
Мимо Шурика медленно проехал, блестя свеженькой краской, широкий «джип».
Машина вдруг остановилась.
Из нее вылез мужчина в сером костюме с полуразвязанным галстуком, сунул одну руку в карман брюк и недовольным голосом сказал Шурику:
– Ты чего здесь бродишь?
Шурик остановился и на мгновение задумался, что-то промелькнуло в его глазах, сразу заработала мысль, он даже удивился, что раньше до этого не додумался. Но он же хотел решить для себя задачу по-настоящему.
А сейчас Шурик вдруг понял, чем он может отличиться – хотя бы один раз.
Он приветливо улыбнулся и подбежал к мужчине.
– Папа, – сказал он, – я согласен все вернуть обратно. Теперь можешь опять выдавать мне деньги. Ты прав.
– Ну, вот видишь! – обрадовался
Он обнял сына, посадил его в машину, и они, проехав метров двадцать, остановились у своего подъезда.
– Ну, что самостоятельный мой, – дружелюбно юморил отец, – не можешь без папки?
Шурик хитро моргнул и опустил голову. Он сжал губы и осторожно, чтобы не видел отец, скрестил пальцы за спиной. Так и пришел домой…
На следующий день дед Василий ставил в пример удачу Шурика перед своей командой. Ребята переглядывались и тихо завидовали…22–23.04.01
Пыль и песок
Вокруг автобусной остановки – тишина. Только поздние прохожие, спеша, заглядывают в расписание и, убедившись, что автобусов не будет, идут домой пешком.
Фонарь, стоящий рядом, мутно подсвечивает каких-то мотыльков, мошкару, с непонятной назойливостью крутящуюся около света, будто ее туда магнитом тянет.
Денис и Света целуются в темноте железного павильона остановки. Долгая прогулка завершается, а им никак не расстаться. Тень от крыши скрывает их от посторонних глаз – от тех, кто проходит или проезжает мимо.
Ночь подбирается ближе и летним своим безветрием и влажностью расслабляет тела, разгоняет усталые мысли, пробуждает желания.
Звуки крепких поцелуев сочны, объятья нежны, голова идет кругом.
– Сегодня нельзя, – шепчет Света, – сегодня никак нельзя.
– А когда можно? – сдерживать себя Денису нелегко, руки его нацелены на определенные действия. – Когда можно? Когда, наконец, станет можно?
Он ощущает Светин трепет, глаза его начинают лихорадочно блестеть.
– Не могу я так сразу, – умоляет Света, – не заводи меня. К тому же…
– Да, да, – Денис отпускает ее, – я понимаю, вечная тема…
Наступает тревожное молчание, в котором таятся осуждение и страсть, нежелание расставаться и опасения возможных последствий.
– Подумаешь, – возобновляет разговор Денис, – можно же ко мне пойти. Отец все равно в стельку.
– Я Борису обещала, – Света опускается на торчащий кусок сломанной скамейки, – я не могу его обманывать опять.
Денис поворачивает голову и видит горящие окна в доме у дороги.
– Ну, пойдем, я все расскажу, – храбрится он, – в конце концов, тебе это нужно, не мне.
– Нет! – отказывается Света. – Он не поймет.
– Что он, дурак? – смеется Денис. – Каждый день за полночь возвращаешься. Ничем не интересуется?
Света встает, обхватывает шею Дениса руками, и они опять целуются.
– Нет, ты погоди, – отстраняет ее Денис, – погоди. Сколько же можно издеваться? Я таких отношений не понимаю. Надо все по правде.
– Денис, – Света расстроена, – Денис, дорогой, этот разговор пустой. Ну не могу я пока что, не могу.
Денис неожиданно выскакивает из тени павильона и обходит его вокруг, затем появляется в свете фонаря и рассержено говорит:
– За этот месяц я бы мог уже десяток в постель уложить, а ведь кручусь вокруг тебя! Я же не деревянный чурбан! Мне бабу нужно! У меня от воздержания уже мозги ничего не соображают.
– Подожди немного, – успокаивает Света, – я решусь, мне время надо.
Денис садится на край скамейки и смотрит на Свету. Взгляд его дрожит, в глазах сверкает злая ирония.
– Время ей надо! – злиться он. – Что ж ты меня вокруг пальца-то водишь? Или я не понимаю, думаешь?! Играешь мною! Наверно, и Никитиным тоже… Вчера вы с ним очень мило беседовали в рекреации…
– Ты что! – возмущается Света. – Мы обсуждали план работы на сентябрь – ты же знаешь, сколько у меня конкурсов. Все школы мне одной не объехать. А он со мной в паре работает.
– Работает, – передразнивает ее Денис, – руками по спине.
– Да что ты такое говоришь? – вскрикивает Света. – Это действительно работа. Почему я докладывать тебе что-то должна? Кто ты вообще такой?
Она порывается уйти, но Денис ловит ее за руку и притягивает к себе.
– Вот как ты заговорила, то-то на работе от меня прячешься, – сквозь зубы цедит он. – Да весь уже наш Дом творчества в курсе.