Высота
Шрифт:
— Кого? — переспросила Катя. — А меня? Карпухина покоробило, что Катя так легко предпочла новичка ему, старому мастеру.
«Ишь, вертихвостка! Надоело со мной премии получать? Сама от своего заработка бежит. Мимо рубля — за пятачком. Ну и пусть идет к этому черномазому!»
А Катя, обрадованная, завертелась на месте.
Ох, ох, не дай бог С клепальщиком знаться: Губы в саже, нос в угле, Лезет— Я целоваться не лезу, — сказал Баграт спокойно.
— Чудак! — усмехнулся Карпухин. — Да она потому и обижается, что ты на нее внимания не обращаешь.
— И как только язык поворачивается! — разозлилась Катя. — Старый человек, а такое от нечего делать говорит. Если потому, что бросила вас… Так я же помочь хотела!
Катя повернулась и ушла небрежной походкой.
Каждый день подымался Карпухин на соседний каупер, залезал в люльку к Баграту и неизменно спрашивал:
— Ну как, вспотел?
— Да не замерз, — неизменно отвечал Баграт.
При этом он распрямлял спину и вытирал лицо, все в потеках черного пота, отчего лицо становилось еще грязнее.
Выработка Баграта быстро росла, и перед отъездом Карпухина на лекцию его бывший подручный уже сидел у него, что называется, на пятках.
«Моя хватка!» — думал Карпухин, с удовлетворением и смутной тревогой.
Карпухин всю ночь кряхтел, ворочался с боку на бок и, не дождавшись утра, начал впотьмах одеваться.
— Ты куда это чуть свет? — всполошилась тетка Василиса.
— На домну.
— И Вадимушку ждать не будешь?
— Пусть свое досыпает.
Он наскоро без всякого аппетита выпил молока с хлебом и ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Он и сам не отдавал себе отчета, зачем и куда идет в такую рань.
Еще издали Карпухин заметил, что каупера за эти двое суток поднялись в росте.
На площадке было тихо и пустынно. Карпухин подошел к подножию чужого каупера и взялся рукой за стальной прут — ступеньку монтажной лестницы. Он занес ногу и воровато оглянулся — не видит ли его кто-нибудь? Поднялся на несколько ступенек и снова осмотрелся — никого.
Но ведь чем выше он станет подыматься, тем лучше его будет видно со всех концов площадки! Он не доверял этому безлюдью. Ему чудилось, что все попрятались от него за штабеля кирпича, вагоны, краны и оттуда наблюдают за ним.
Никогда за все годы монтажная лестница не была столь длинной, как сейчас, и никогда в жизни Карпухин не подымался по ней с таким тяжелым чувством.
Он залез в люльку Баграта, опасливо поглядел на землю, скользнул взглядом по лесам домны, соседним кауперам.
Люлька ждала своего хозяина. Инструменты Баграта лежали в полном порядке, как Карпухин наказывал их держать.
Он провел рукой по ряду заклепок, стукнул по нескольким из них молоточком и поспешно приложил палец. Заклепки отзывались звонкими голосами без предательской дребезжинки.
Карпухин надел монтажный пояс Баграта, выбрался из люльки, долго лазил вокруг каупера и
«Мой почерк», — с мрачной гордостью отметил про себя Карпухин.
Карпухин поднялся по монтажной лестнице на макушку каупера и залез через люк внутрь. Его давно разбирало любопытство, что это за усовершенствование сделали Баграт и его приятель прораб, чтобы заклепки в горне нагревались более равномерно.
Остывшее горно ждало свою хозяйку, и тот же порядок, к которому он, Карпухин, приучил некогда Катю, Царил вокруг, Карпухин готов был поручиться, что Катя уже перебрала и ощупала руками каждую заклепку, которую ей сегодня придется нагреть. Она натаскала впрок кокса и накрошила его помельче, чтобы кокс давал короткое и ровное пламя.
— Ну что же, можно и таким манером воздух подводить. Ошибки тут нет, — пробормотал он. — Ишь что вымудрили! Башковитый, однако, прораб. Или это Баграт придумал?
Карпухин знал, как трудно, ох как трудно придумать что-нибудь новое, свое, в деле, которое давно и хорошо делали и делают сотни и сотни людей. Было обидно, что за столько лет работы он сам не додумался до этого.
Голубой предутренний свет проникал в каупер сквозь люк и сотни маленьких дыр, ждущих заклепок. Этот светящийся пунктир лег на лицо Карпухина и заставил его встревожиться.
Свет прибывал быстро. Земля была темна, а купол каупера уже сиял розовым сиянием.
Спускаться по лестнице было еще муторнее.
«Тоже нашелся контролер-общественник, — подумал о себе Карпухин со злобой. — Поганой метлой нужно гнать таких контролеров. Только сам себе на нервы действую…»
С чувством облегчения ступил он на землю и огляделся. Слава богу, никого…
Если бы тетка Василиса увидела сейчас Захара Захаровича, он показался бы ей постаревшим. Брови нависли ниже, морщины, идущие от носа к уголкам рта, были подобны двум глубоким шрамам, и весь он как-то сгорбился.
Не успел Карпухин пройти и сотни шагов, как повстречал Баграта. Баграт за эти дни похудел, лицо почернело, и от этого больше выделялись голубоватые белки.
— С приездом вас! — Баграт еще издали приветливо улыбнулся.
— Явился — не запылился! Какая у тебя наверху погода? — спросил Карпухин притворно безразличным тоном. — Сколько вчера?
— Восемь сотен набралось.
— Не обсчитался?
— Восемь сотен и еще пять штук.
— Пять штук? — машинально переспросил Карпухин, будто в этих пяти заклепках было все дело. — Устал небось?
— Было немножко.
«Немножко»! Баграт вчера с трудом вылез из люльки, с трудом спустился по лестнице. Но только когда подходил к дому, почувствовал усталость в полной мере, будто дорога домой его так утомила. Таня с сыном ждали Баграта у подъезда. Увидев отца, Сережка, как обычно, разбежался со всех ног. Сейчас отец, как всегда, подхватит его на руки, он с разгона взлетит высоко над головой и завизжит от восторга. Но Баграт не рискнул поднять разогнавшегося Сережку; боялся, не удержит.