Высота
Шрифт:
— Что ты мне так долго объясняешь? А то я твою Катю не знаю!.. Хлопочет там вместе с другими. Кран мы демонтируем.
Токмаков остановившимся взглядом поглядел в окно, словно мог увидеть отсюда обрушенный кран, облепленный людьми, сосредоточенно потер лоб, затем неожиданно обнял Пасечника за плечи, тут же отстранил его и молча пошел к двери.
— Один я тут остался, Константин Максимович! — пронзительно крикнул Пасечник вдогонку, когда Токмаков спускался с лестницы.
Он
Пасечник стоял у окна, опершись на костыль, и печально смотрел вслед машине.
13
В пять тридцать утра бригада приступила к сборке новой подъемной мачты, и за полсмены, к половине десятого, сделали столько, сколько Токмаков рассчитывал сделать к концу дня. Но все равно, впереди еще была уйма работы, и он отдал команду на обеденный перерыв.
В этот ранний час столовая пустовала, всех быстро обслужили, на обед хватило и получаса.
Когда Токмаков вышел из столовой, радиорепродуктор встретил его трансляцией из Москвы:
«Доброе утро, товарищи! Начинаем гимнастику…»
Зазвучал бравурный марш.
«Ну конечно, восемь утра по московскому времени», — прикинул Токмаков, устало шагая под бодрые возгласы: «Сделайте глубокий вдох. Ноги на ширине плеч. Сделайте выдох. Подымайте руки. Ноги совершенно прямые… Выдох — вдох, выдох — вдох…»
Токмаков вздохнул, вовсе не в ритме гимнастики, и направился к площадке, где собирали подъемную мачту.
Только Хаенко не было на месте, когда бригада Вадима вновь приступила к работе.
Вадим заглянул в парикмахерскую, приютившуюся в дощатом сарае, рядом со столовой, и увидел Хаенко, восседающего в кресле, завернутого в простыню.
Хаенко отвел руку парикмахера с ножницами и встал. — Напрасно вскочил!
— Достригусь в момент!
— Можешь стричься, причесываться. Можешь даже завиться.
Вадим круто повернулся и вышел из парикмахерской.
Хаенко сдернул с себя простыню — под ней была ржавая спецовка, подпоясанная монтажным поясом, — и выбежал следом.
— Вадим! Будь человеком! Еще две минуты. Прямо потеха!
— Ищи другую бригаду.
Хаенко прибежал к своей лебедке с недостриженным затылком, один висок был обкромсан. Но Вадим не допустил его к работе.
— Ты что? Забыл, как вместе в туннеле жили? В одной золе картошку пекли? Об одну трубу спины прели?
— Помню.
— Плохо помнишь, Вадим. Или забыл, как училищный ватник на базаре загнал? А карточки хлебные?
— Я старое помню и стыжусь. А ты бахвалишься! Все еще как в туннеле живешь. Зря я тебя взял в бригаду…
— Вместе же в дезертирах тыла числились.
—
— А других прогулов у тебя не было? Дымов тебя покрыл. Факт!
Хаенко отряхнулся от волос, попавших ему за шиворот.
— Рассказывай на здоровье!
— Уже шуток не понимаешь! — Хаенко снисходительно улыбнулся и сразу сбавил тон: — прямо потеха! Я ведь почему тебя прошу? Сам знаешь. Мне без тебя податься некуда.
— На испуг не взял, теперь на слезу берешь?
— Ну, накажи меня. Сними разряд.
— Тебе два разряда снять мало.
— Да что ты ко мне привязался?
Хаенко сжал кулаки и угрожающе подступил вплотную к Вадиму, так что даже слегка ткнулся в его грудь.
Вадим оттолкнул от себя Хаенко.
— Уйди. — Вадим стоял бледный, стиснув зубы, Хаенко вновь угрожающе придвинулся и замахнулся. Вадим не сошел с места, не пошевелился, и рука Хаенко упала, как перебитая.
— Ты бы еще перчатки свои надел! — сказал Вадим внешне спокойно. — Только хулиганить умеешь.
— Если хулиган — нечего было меня будить среди ночи. Субботник — дело добровольное. Тем более сегодня и не суббота вовсе.
Хаенко подождал, что на это скажет Вадим. Но тот стоял молча, стиснув зубы.
— Может, я не выспался сегодня? — снова завелся Хаенко. — А ты меня заставляешь самоотверженно, с небывалым подъемом работать. Пойду свое досыпать.
Хаенко повернулся недостриженным затылком и уже сделал неуверенный шаг — он явно ждал, что Вадим его остановит, попросит не артачиться, не бузить, остаться.
Но Вадим только крикнул вдогонку:
— Монтажный пояс оставь!
Хаенко остановился, обернулся, молча, с небрежной медлительностью снял пояс, швырнул его в лужу, так что пояс загремел цепью, и собрался идти дальше.
Но Вадим угрожающе схватил его за плечо, круто повернул к себе лицом.
— Подыми пояс!
Хаенко хотел уйти, но Вадим, взбешенный, наотмашь ударил его по лицу.
Хаенко не удержался на ногах и плюхнулся в лужу, Вадим, очень бледный, но внешне невозмутимый, подобрал пояс, обтер его о свою спецовку, повесил себе на плечо и, не глядя на отряхивающегося Хаенко, зашагал к домне.
— Это что же такое получается? — вопрошал Хаенко слезливо, держась за скулу. — Товарищ мастер, вы свидетель!
— Какой еще свидетель? — Матвеев озабоченно почесал лысину. — О чем речь?
— Вы же видели, товарищи? — воззвал Хаенко к монтажникам, стоявшим поодаль.
— А что произошло? Я лично ничего особенного не видел, — пожал могучими плечами Бесфамильных и отвернулся.
— И я ничего не бачила, — подтвердила Одарка.