Высота

Лазутин Иван Георгиевич

— Как?! — Казаринов порывисто повернулся к майору и этим резким движением, судя по его лицу, причинил боль раненой ноге. — Вы — друг майора Корепанова?

— На моих глазах погиб в контратаке за деревню Артемки. Роковая деревня. За нее полегло столько наших бойцов и командиров, сколько не проживало людей в этой деревне до войны. За два дня боев семь раз переходила из рук в руки. Остатки вашего батальона полегли на окраине Артемок. Последнюю контратаку вашего разведбатальона поддерживал артогнем мой дивизион, а также другие артподразделения дивизии. Но об этом,

лейтенант, подробно я написал в двух тетрадях. Потому и позвал тебя. — Майор перевел взгляд на стоявшую у изголовья тумбочку. — Достань с верхней полки две тетради в синих обложках.

Казаринов, склонившись и всячески оберегая раненую ногу, достал из тумбочки две ученические тетради и протянул их майору.

— Ты уже ходячий, лейтенант, а мне это счастье если и подвалит, то очень не скоро. По крайней мере врачи не обещают, что летом подведут ко мне пару «рысаков». — Майор перевел взгляд на костыли, приставленные к стене.

— Чем могу вам помочь?

— Вот в этих тетрадях я написал о боях, в которых участвовал. Многих из тех, кто был в этой кровавой мясорубке на Бородинском поле, уже нет в живых, а тем, кто остался жив на сегодняшний день, не до писанины. Очень будет обидно, если после войны люди не узнают, как умирали наши бойцы и командиры на Бородинском поле. А говорить о них нужно поименно.

— Что я должен сделать, товарищ майор?

— Я узнал от медсестры, что в административном корпусе есть машбюро. И там, в машбюро, есть одна девушка по имени Лариса, которая в свободное от работы время подрабатывает. Нужно найти эту Ларису и попросить ее перепечатать эти две тетради. Желательно в трех экземплярах. Бумага, правда тетрадная, у меня есть. На два экземпляра хватит. Что это будет стоить — я заплачу. Деньги у меня есть.

— А когда вы дадите мне свои тетради?

— Как только ты договоришься с машинисткой. Не забудь, ее зовут Ларисой. И еще у, меня к тебе просьба, лейтенант.

— Слушаю вас, товарищ майор.

— Как у тебя с грамотой?

— Да вроде считаю себя грамотным. Диктанты и школьные сочинения писал почти без ошибок.

— Это я к тому, чтобы ты, перед тем как отдать тетради машинистке, прочитал их.

— Я это сделаю непременно, товарищ майор. Ваши записи интересны мне и как командиру. Мы ведь из одной дивизии. Только скажите сестре-хозяйке, чтобы она дала мне полушубок, шапку и валенки. Меня на прогулки пока еще не выпускают.

— Хорошо, я попрошу ее. Только, пожалуйста, сходи к ней и попроси подойти ко мне.

Уже на выходе из палаты майор остановил Григория:

— Лейтенант, вернись на минутку.

Когда Казаринов подошел к койке раненого майора, тот жестом дал понять, чтобы он наклонился.

— Лейтенант, у меня в тумбочке три шоколадки. Возьми две. Одну подаришь сестре-хозяйке, другую — машинистке. Как знак внимания. Женщины это любят. Специально сберег. Дары шефов с кондитерской фабрики.

Уже немолодая сестра-хозяйка приняла шоколадку с удовольствием и, когда Казаринов заикнулся о теплой одежде, широко улыбаясь, развела руками:

— Давно бы пора! А

то знаете одну дорогу: палата — перевязочная — курилка; курилка — палата — столовая. Приходи, милый, после обеда, подберешь себе шубу и валенки. Шапки у нас на всех годятся.

Так что причина приглашать сестру-хозяйку к майору у Казаринова отпала.

— Что, пришлось подипломатничать? — грустно улыбаясь, проговорил майор, когда Казаринов вернулся за тетрадями и рассказал о результатах похода к сестре-хозяйке.

— Сработала шоколадка фабрики «Красный Октябрь».

— Важен результат. — Майор вытащил из-под подушки тетради и протянул их Казаринову: — Здесь четыре чистые и две исписанные. Не забудь, лейтенант, три экземпляра. Передай машинистке, что заплачу столько, сколько скажет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Третий раз адъютант Говорова докладывал командарму, что помощник начальника штаба полковник Тюньков просит принять его по личному вопросу.

— Чего-то неотложное, товарищ генерал.

— Сейчас у меня нет времени для решения личных вопросов. Через пятнадцать минут я выезжаю в дивизию Полосухина. Там дела настолько жаркие, что командующий фронтом предупредил: если мы не выбьем немцев из Акулово и не двинем войска на Епифановку и Струнино, то Сталин будет не просто недоволен. Этим населенным пунктам он придает особое значение.

Однако какая-то тревога охватила командарма, когда он бросил взгляд на спину уходящего адъютанта.

— Ладно, пусть зайдет Тюньков. Только предупреди, что для разговора с ним у меня больше пяти минут не найдется.

Не прошло и минуты, как в генеральский отсек вошел невысокого роста вислоплечий полковник с одутловатым лицом, чем-то напоминавший Говорову одного из бурлаков с картины Репина. В правой руке он держал гильзу крупнокалиберного пулемета, из которой виднелся скатанный в трубочку обрез бумаги.

— Что у вас? — не дожидаясь доклада, нетерпеливо спросил командарм.

Полковник доложил:

— Товарищ генерал, в боях за деревню Артемки во время контратаки боец второго батальона 17-го стрелкового полка дивизии Полосухина Александр Басаргин совершил беспримерный подвиг. Подорвав связкой гранат движущийся на его окоп вражеский танк, он выскочил из окопа с двумя противотанковыми гранатами в руках и бросился под гусеницы другого идущего на него танка.

— Артемки?.. Да это же Бородинское поле!.. Это было полтора месяца назад. Почему вы докладываете об этом только сейчас?

— Некоторые подробности гибели этого бойца стали известны лишь сегодня утром, когда мне передали вот эту гильзу с личным письмом к вам.

— Кто передал вам эту гильзу?

— Ее обнаружили в кармане шинели убитого во вчерашней контратаке бойца из второго батальона 17-го стрелкового полка. — Полковник передал командарму гильзу с письмом.

Генерал вытащил из гильзы скатанный в рулончик лист тетрадной бумаги, развернул его.

Химическим карандашом, который, как видно, при письме слюнили, было написано: