Высшая раса
Шрифт:
Затем решали, кому какую группу вести. Томин был отправлен командовать теми, кто пойдет на ворота. Взрывать стену отрядили старшего из саперов лейтенанта Сиркисяна, а Косенкову и Петру выпало идти с основным отрядом.
– Сверим часы, товарищи, – сказал Косенков, поднимая руку. Стрелки его командирского хронометра слегка светились в темноте.
– Три сорок пять, – сказал с легким кавказским акцентом Сиркисян.
– И на моих, – кивнул майор.
– А у меня – сорок семь, – с сожалением покачал головой Томин.
– Подведи, –
Некоторое время ждали, пока Томин поправит стрелки, затем майор хлопнул каждого из командиров групп по плечу:
– Ну, удачи вам, товарищи. Надеюсь, еще свидимся.
Томин молча кивнул и исчез во мраке. В другой стороне пропал лейтенант. А Петр с Косенковым остались. На их долю пришлось пока самое сложное – ждать.
Вместе с солдатами они лежали в густом кустарнике, ожидая времени атаки. Начало накрапывать, и капли шлепали по ветвям и листьям, насыщая воздух противной сыростью.
– Что же они там? – сказал Косенков, поглядев в очередной раз на часы. – Ведь время…
И, словно по команде, началась стрельба. Грохот пулеметных очередей и хлопки бронебойных ружей послышались с той стороны, откуда и надо – от ворот. Потерь этим обстрелом врагу особенных нанести не планировали, а вот шуметь отряд Томина должен был как можно громче.
Со стен замка донеслись крики на чужом языке, топот. Когда в пение пулеметов вплелись лающие голоса немецких штурмовых винтовок, слева, из-за стен Шаунберга, поднялась на миг ослепительная вспышка и ударил гром, почти настоящий.
Вслед за ним раздался треск, словно с рельсов сошел вагон, набитый кирпичами, и, кувыркаясь по склону, высыпал содержимое на бетонную площадку.
– Вперед! – крикнул майор, понимая, что немцам сейчас не до того, чтобы прислушиваться к тому, что творится под западной стеной замка.
Петр вскочил и скорее ощутил, чем увидел, как по сторонам поднимаются стремительные черные силуэты солдат. Наткнулся лбом на ветку, и та, успевшая намокнуть, щедро оросила водой лицо.
Чертыхнувшись, Петр побежал к стене. Под ногами чавкала земля, от ворот Шаунберга по-прежнему доносилась стрельба.
Стена вырастала впереди, чудовищно огромная, словно гора. На миг возникло ощущение, что взобраться на нее просто невозможно.
Что-то заскрежетало по камню, затем еще и еще. Самые ловкие и сильные солдаты забрасывали наверх веревки с крюками, рассчитывая, что удастся зацепиться.
– Есть! – донесся справа приглушенный выкрик, и, словно эхом, слева ему ответили с отчетливым грузинским акцентом: – Эсть!
Петр терпеливо ждал. Первые, взобравшиеся на стену, должны скинуть веревочные лестницы. Если, конечно, наверху их не встретят немцы.
Казалось, прошла целая вечность, пока сверху с легким шорохом не упала лестница, едва не ударив Петра по голове.
– Ну, я полез, – сказал он сгрудившимся за спиной солдатам.
Висящий на плече автомат ощутимо тянул к земле, а сапоги весили,
Веревка больно врезалась в руки, а лестница опасно раскачивалась. Матеря про себя ни в чем не повинных строителей, что соорудили столь высокую стену, Петр из последних сил подтянулся, протиснулся между зубцами и рухнул плашмя.
– Что с вами, товарищ капитан? – донесся откуда-то сверху участливый голос.
– Старею, видать, – ответил Петр и с трудом сел. Ранее ему не доводилось бывать на стенах замка, и открывшееся зрелище было для него внове. За зубцами оказалось нечто вроде дорожки, со стороны двора прикрытой невысокой оградой. Слева дорожка упиралась в башню, у двери в которую уже возились саперы, а справа уходила в полумрак. Впереди был двор, и там чернела задняя часть центрального комплекса зданий замка. Ни одно окошко в ней не светилось.
Солдаты один за другим взбирались на стену, и когда меж зубцов появилось потное лицо Косенкова, Петр пришел в себя и послал десяток автоматчиков направо – мало ли какому дурному немцу вздумается пройти по стене?
Громыхнул взрыв, перекрыв на мгновение очереди, всё еще доносящиеся от ворот, и советские солдаты ворвались в башню. Повел их майор, оставив Петра прикрывать тыл.
Стрельбы поначалу не было, потом раздалось несколько одиночных выстрелов, но когда Петр появился в башне, там всё уже было кончено. В почти полной тьме не было видно, чьи трупы лежат на узкой лестнице, но хотелось верить, что это – враги…
А затем под ногами оказались камни замкового двора, и в душе Петра проснулась, подавив все остальные чувства, сильная, холодная злость. Именно здесь он испытал самую страшную боль в жизни, тут находятся в плену его боевые товарищи…
Он ощутил, как трясутся у него руки, держащие автомат. Смирить злость не составило труда, а когда на мушке появились первые немцы, всё стало совсем просто.
Отряд Косенкова скрылся за углом, а эсэсовцы, посланные в тыл нападавшим, обежали здание с другой стороны. Необходимость встретить их огнем выпала на небольшую группу солдат, ведомую Петром.
– Бей! – рявкнул он, сам подивившись ярости в своем крике, и дернул спусковой крючок автомата.
Приказ был выполнен как надо, и поток пуль хлынул в направлении немцев, полетели гранаты. Эсэсовцев было немного, всего около десятка, и окажись это обычные солдаты, они все погибли бы в первый же момент. Но черные фигуры заметались с такой скоростью, что перестали быть видны, и мало кто из советских солдат мог похвалиться попаданием…
Застрекотали в ответ штурмовые винтовки, и Петр плюхнулся на камни, больно ударившись локтем. Немцы стреляли исключительно точно, и раздались первые стоны. Над полем боя поплыл тошнотворный запах крови.