Высшая школа материнства
Шрифт:
Много раз, если мы слишком долго задерживались в каком-то месте, а до следующего пункта назначения оставалось километров двести, древние безмолвные Альпы и ночное усыпанное звездами небо над ними становились свидетелями необычного зрелища: машина бесшумно и легко скользит по безупречному швейцарскому шоссе, а из приоткрытого водительского окна громко разносятся русские военные или цыганские песни. Когда даже музыка не помогала, отец, чтобы не заснуть, декламировал стихи – главным образом своего любимого Константина Симонова. До сих пор помню многие из них. Особенно он любил вот это:
Если бог нас своим могуществомПосле смерти отправит в рай,Что мне делатьГлава третья
Мы исколесили всю Швейцарию и объехали почти всю Европу на нашем верном «Опеле Рекорде» цвета «серебристый металлик»: отец за рулем, мама с верным мишленовским путеводителем в зеленой обложке и с картой в руках. Попасть из города в город казалось тогда таким простым делом, что когда я много лет спустя и уже с GPS-навигатором как-то раз больше 20 минут безуспешно пыталась выехать из Миланского аэропорта, я в который раз ловила себя на мысли: а как же раньше ездили, ориентируясь лишь по картам и дорожным указателям? Хотя и тогда случались курьезы. Например, в Генуе во время первой поездки в Италию.
Мы возвращались в Женеву из Пизы. Дорожные указатели гласили: «Genova» – так по-итальянски пишется название города Генуя. Отец, не владевший этим языком, решил, что там написано «Женева», и, счастливые и ничего не подозревающие, мы проехали не один километр, радуясь, что до дома ближе, чем нам казалось все это время. Когда мы поняли свою ошибку, то разумно решили изменить маршрут и посмотреть город, что стало одним из самых ярких воспоминаний поездки.
Было уже за полдень, когда мы добрались до Генуи и высадились на беломраморной набережной. Она была пустынной – неудивительно, стояла жара – и почти безмолвной. Единственным звуком, перекрывавшим монотонный гул большого города у нас за спиной, был убаюкивающий
Удивительно, как часто возвышенное переплетается в нашей жизни с обыденным. Спустя всего несколько месяцев мы обедали в одном из ресторанов Триеста. Официанты, доселе не слыхавшие русской речи, очень хотели узнать, откуда мы. То и дело на нас задерживался чей-нибудь любопытный взгляд. Отец предусмотрительно сказал, что удовлетворит их любопытство, когда мы закончим обед. В разгар «холодной войны» не все хорошо относились к гражданам СССР.
День стоял особенно жаркий, и мама хотела, чтобы я покрыла голову, – весьма разумный совет. Проблема была в том, что она требовала надеть широкополую соломенную шляпу. В тот день на мне были шорты, и все мое существо восставало против такого сочетания. Надевать шляпу я отказалась. Неудивительно, что к полудню солнце совершенно вымотало меня: креманка казалась такой большой, а ложечка – такой крошечной! Мне хотелось поскорее отделаться от них. И я, отбросив ложку, сделала глоток прямо из креманки.
Родители застыли. Они были потрясены, что я на такое способна. В нашей семье всегда строго следили за поведением за столом вне зависимости от того, один ты ешь или в компании. До такой степени, что, посмотрев комедию «Свадебный переполох», я улыбнулась, поняв, кого мне напоминает героиня Дженнифер Лопес. Существовало негласное правило: наши манеры не должны были уступать королевским. В результате отец не сказал официантам, что мы из Советского Союза, а назвал какую-то другую страну Восточной Европы.
Кстати, о монарших особах. Во время одного из таких путешествий я увидела самого красивого молодого мужчину из всех, кого когда-либо встречала. Вероятно, окружавшая нас необыкновенная красота усилила впечатление, так что я помню случившееся до сих пор. Кто теперь знает. Мы осматривали один из стамбульских музеев, восхищаясь витринами с драгоценными камнями и украшениями. Я отошла от родных, наслаждаясь прохладой зала после палящего турецкого солнца. Подняв глаза, я увидела стройного молодого человека, медленно переходившего от одной витрины к другой. Почему-то обозначение «молодой человек» ему не особенно подходило. Я подумала, что вижу юного короля, – таким достоинством и величием отличалась его походка, так изящно он держался. Одет он был, как показалось мне, не искушенной, правда, в портновских изысках, в безупречный костюм. За ним шел человек, несший его пиджак, – или мне так показалось. Я не имела четкого представления об обязанностях слуг, к тому же юноша так прочно завладел моим вниманием, что я ни в чем не уверена. Кажется, это был один из редких тогда случаев моего обращения к Богу, но тогда я просила Его, чтобы молодой человек подошел ко мне. Он так и сделал и спросил, говорю ли я по-английски. Я бы никогда не употребила прилагательное «стремительный», чтобы описать отца, – к тому времени он начал полнеть, но он подскочил к юноше раньше, чем я успела открыть рот, и ответил: «Нет, она не говорит по-английски». Этим все и закончилось. Я запомнила изысканный профиль и краткое, но тем не менее сильное ощущение несомненной влюбленности и новое и очень сильное чувство: я впервые ощутила себя женщиной.
Впервые же молилась я тогда, когда мы все отправились на одну из знаменитейших гор Швейцарии – Юнгфрау. Провели чудесный день, бродя в ее окрестностях и любуясь пейзажем. Но чтобы приблизиться к вершине, требовалось сесть на поезд и, соответственно, заплатить. Не помню, что и сколько стоило в те времена, однако хорошо запомнила цену билета. Это случилось в 1970-м или 1971 году. Сорок франков. Сумма для нас немаленькая, и родители явно на такое не рассчитывали. До благословенной эпохи кредитных карт, когда можно потратить больше, чем взял с собой (не говоря уже о том, что больше, чем зарабатываешь), оставались долгие годы, так что родители принялись лихорадочно подсчитывать оставшиеся франки.
Конец ознакомительного фрагмента.