Высшее общество
Шрифт:
Он зевнул. Наверное, будет вечеринка, когда с гонок вернутся остальные участники, шумная вечеринка с разбитыми стаканами, истошными воплями и, конечно, с дракой. И, вероятно, придет жена британского консула или вице-губернатора – он не мог вспомнить точно, – которая танцевала с ним перед званым обедом прошлым вечером. Дайана, Дейдр, Дебора? Этого он тоже не помнил. Зато на память пришло, как она попросила его, легко, словно речь шла о передаче посылки в Штаты:
– Не мог бы ты увести меня куда-нибудь? Он вернется через час. У него слабые легкие.
Под «ним» подразумевался муж, который,
– С удовольствием бы, – ответил Пол, – но я всю ночь должен провести возле капризной гоночной машины.
В ее глазах стали появляться раздражение и неприязнь. Он добавил: – В какой-то мере я отвечаю за жизнь этих людей.
Ее глаза сразу же простили его. Поскольку она серьезно относилась к сексу, то не могла с легкостью говорить о смерти.
Пол задремал. Где-то внизу, в холле, хлопнула дверь. Люди начали возвращаться с трассы. Вдруг он почувствовал знакомый запах хороших французских духов и очнулся. Дверь его комнаты открылась. Вошла жена консула.
– Привет, – сказал Пол, по-прежнему не имея понятия, как ее зовут.
Женщина была в набивном шифоновом платье с меховым боа, которое она тут же бросила на стул, словно желая поскорее избавиться от униформы правящего класса. Туда же отправились и серьги. Скинув туфли, она спросила:
– Есть здесь что-нибудь выпить?
Пол указал на бутылку, стоящую на столе.
– Прекрасно, – сказала она, направляясь к столу и щедро наливая себе. Она протянула бокал в его сторону. Пол отрицательно покачал головой. Женщина вернулась и села к нему на кровать.
– Я видела, как ты ушел, и сказала своим, что должна забрать детей. Теперь у меня есть два часа. И я всегда могу позвонить Иену и сослаться на пробки. О, боже, как жарко! Извини меня, я сниму этот чертов пояс.
Она встала и изящным движением извлекла из-под платья маленькую эластичную ленту, чулки соскользнули по ее ногам.
– Ты в таком жутком настроении из-за машины? Я тебя утомляю?
– Только самым приятным образом, – улыбаясь произнес Пол. Он встал с кровати и поднял ее платье до бедер. – Оно снимается через верх или низ?
– Через верх. Подожди, сейчас расстегну.
Спустя некоторое время они спокойно лежали, захваченные внезапно подкравшейся темнотой субтропиков, прислушиваясь к нарастающему в отеле шуму. Люди возвращались с гонок, и нетрудно было понять, кто победил. Громкие тенора техасцев легко проникали сквозь толстые стены.
Она взяла со столика часы, посмотрела на них и вздохнула.
– Боюсь, что мне действительно пора.
– Очень хорошо, что ты пришла, – сказал Пол. – Кроме шуток, я чувствовал себя мерзко.
– Я так и думала. Хотя нет нужды говорить, что я здесь не только поэтому. – И потом добавила: – Мне нравятся американцы. Но ты не похож на большинство из них. По крайней мере ни на одного из тех, кого я знаю.
Она вся задрожала, когда Пол погладил ее.
– Да? На кого же я похож?
– Милый, продолжай. Пожалуйста, не останавливайся.
Он ласкал ее до тех пор, пока она, наконец, не прошептала с облегчением:
– Я погибла, совсем, совсем погибла.
– Ты говоришь, что я не похож на большинство американцев, но не сказала почему.
– Разве? –
Она приподнялась на локте и, взглянув на Пола, опять откинулась на подушки.
– Тебе следовало выгнать меня. Выкинуть отсюда.
– Нет, до тех пор, пока не ответишь мне, – сказал он.
Она улыбнулась.
– Ты очень много знаешь. Ты тактичен. Ты довольно долго жил за границей. Не в смысле «слишком долго», а просто ты стал другим, ну, потерял, что ли, свое национальное простодушие. Могу я спросить тебя кое о чем?
– Спросить можешь, хотя я могу и не ответить.
– Ты, случайно, не еврей?
– Сначала скажи мне, что ты думаешь о евреях.
– Я не знаю точно, но, честно говоря, я не испытываю к ним особой симпатии. Так меня воспитали. И ничего тут не поделаешь.
– А сейчас? – спросил Пол. Она пожала плечами.
– Правда, не знаю. Я знакома с несколькими евреями, прекрасные, полные жизни люди. Но трудно забыть все, чему тебя учили в молодости. Можно смеяться над этим или стыдиться этого. Можно противиться. Но нельзя совсем забыть. Я несу вздор?
– Не знаю, – мрачно отозвался Пол.
– Ты не ответил. Ты…
– Еврей ли я?
– Да.
– Нет.
Пол положил руку ей на грудь и начал гладить коралловый сосок, устыдившись своих слов перед его обезоруживающей невинностью и зная, что эту ложь он произнес в последний раз.
Позже, после обеда, он сидел с ней и ее мужем Иеном за отдельным столиком и медленно потягивал вино, в то время как вечеринка в другом конце зала набирала обороты. Оказалось, что ее зовут Делия, – теперь он никогда не забудет ее имени. Она с поразительным проворством позвонила своему мужу, – свежая после душа, лишь с полотенцем, наброшенным на плечи, – и выдала ему нагромождения хитро сплетенной лжи. Тут же, на ходу, было придумано приглашение на обед от Пола. Обед закончился, и они сидели, трое симпатичных благовоспитанных людей, обмениваясь пошлыми, откровенными анекдотами, ставшими неотъемлемой частью цивилизованного общения. Время от времени они понимающе поглядывали на кривлянье в другой стороне зала, и иллюзия, взаимный гипноз, оказались такими реальными, что Пол быстро забыл обстоятельства появления багрового кровоподтека на шее Делии – он просто через некоторое время перестал для него существовать. А для Иена, он был уверен в этом, синяк не существовал и раньше. Он находил Иена обманчиво мягким парнем, в характере которого едва угадывалась закаленная сталь – пружина старых часов или жесткая проволока, – которая поранит вас, если вы сожмете ее слишком сильно.
И вдруг молодой Фернандес с его каштановыми кудрями, позолоченными солнцем (и, как подозревал Пол, подкрашенными) тонкий и гибкий, как бамбуковая поросль, представил им огромную светловолосую глыбу – девушку, которая выглядела так, как будто сошла с опоры моста.
– Я хочу познакомить вас с Джоанной-Мэй Детвейлер, – начал Фернандес, но продолжить не сумел.
– Сзади! – заорал Пол, не успевая сделать что-либо, а лишь для того, чтобы как-то предупредить Фернандеса, глупо вытаращившего глаза, когда стул разбился об его голову.