Высший пилотаж
Шрифт:
– Милости просим Вас в этот кабинет!
И они скрылись за дверью с табличкой "Посторонним вход воспрещен!".
Через минуту "оно" вывалилось со справкой в мохнатой лапе. Потомки Гиппократа хвостом прилипли к нему. Так они и вытекли наружу, а я сменил в кабинете врача-нарколога Героя России.
ВЕРА В НЕГО
Тот, кто пытается познать Его, должен отдавать отчет в том, что берется за неразрешимую задачу. Познать Иисуса невозможно, потому что Божественное не познается, а принимается на веру.
Он даже для своих учеников остался
***
Вера слепа? Безусловно. А иначе какая же это вера? Верили и в Наполеона, и в Гитлера. В Ленина и Сталина тоже верили. Слепо? Конечно, неужели осознанно?
Могла ли Германия, открывшая миру великих поэтов, композиторов, мыслителей, ученых, вознести маньяка на вершину власти обдуманно? Разумеется, нет. Она поверила посланцу Сатаны и пошла за ним. Чем все закончилось - хорошо известно.
"Великие вожди" Ленин и Сталин со товарищи вывели новый сорт человека - "homo sovjetikus". Семьдесят с лишним лет он рабски служил системе, презиравшей и унижавшей его. Он делал это по уму? Понятно, что нет. Советский человек искренне верил в обещанное системой "светлое будущее" в обмен на терпение и труд и в то, что суровая объективная реальность, данная нам ощущении (так выразился Владимир Ильич в опусе "Материализм и эмпириокритицизм"), является наилучшей формой общественно-государственного устройства, так как "иначе нельзя".
"Homo sovjetikus" верил в то, что буржуазное потребительство - это плохо, а социалистический аскетизм - это хорошо. Советский человек верил, что пострадает еще немного и догонит-перегонит обреченно стоящего на краю пропасти капиталиста. А уж тогда оттянется вволю!
Золотые унитазы (опять же по Ильичу) и все такое прочее войдут в его жизнь так же легко и свободно, как чайник со свистком и трехпрограммный радиоприемник "Маяк".
Или, быть может, солдат в Великую Отечественную шел на смерть с именем кровопийцы на устах вдумчиво и осмысленно? Надо быть на месте этого солдата, чтобы понять, что он чувствовал в тот момент. Он был охвачен ужасом перед встречей с теткой с косой и вбивал в себя веру, что гибнет не зря.
Открытые сегодня письма домой безусых восемнадцатилетних бойцов, не познавших радостей Жизни и Любви, сквозят отчаянием и ненавистью к бросившим их в огненный котел "отцам-командирам".
***
Вера в Иисуса основана на вере, и только на ней. Мы не видели Его, не наблюдали совершаемых Им чудес. Апостолы видели и наблюдали. И, тем не менее, Фома Близнец сомневался до последнего, пока не увидел на руках Его раны от гвоздей и не вложил в них перста. И только тогда поверил. И за эту веру был пронзен пятью копьями.
Современники видели Его и были свидетелями творимых Им чудес. Одни поверили в Него, другие - нет. Уверовавших было несть числа - христианство распространялось с неимоверной скоростью и силой.
Мы не видели и не свидетельствовали. Мы или верим в то, что Он жил, творил, воскрес и вернется спасти
***
"Блаженны невидевшие и уверовавшие".
***
Бога нельзя познать, постичь, объяснить. В Него можно только верить.
ВЗЫСКАТЕЛЬНЫЙ КИОСКЕР
В подземном переходе метро "Пушкинская" выстроились в шеренгу киоски. Один из них ("Минипорт") со взыскательным киоскером на борту торгует "флешками" (картами памяти для компьютера).
Взыскательный киоскер в обличии постбальзаковской дамы восседает на жеваном табурете, словно конная статуя маршала Жукова на Манежной площади, теребит рыжий парик и бубнит под нос матерные частушки.
– Что Вам от меня нужно?!
– изображает она штормовое предупреждение.
Вынужденно прогибаюсь к окошку и блею.
– Да не-е-е-э-э-т, от Вас лично мне ничего не нужно, просто я хотел...
– Прежде чем хотеть, думать надо! Все чего-то хотят, а вот чего, не знают. Потому и живем, как Бармалей!
Покрываюсь красными пятнами и трепещу.
– При чем тут Бармалей?
Взыскательный киоскер негодует и срывает парик, обнажая мраморную лысину с поперечным розовым шрамом.
– Вы еще чего-нибудь поумней спросите! Не увиливайте от моего прямого вопроса: чего Вы хотите?!
Выпрямляюсь, делаю глубокий вздох, скрючиваюсь и дую в окошко.
– Мне нужна "флешка", дополнительная память, вот эта, емкостью 4 гигабайта за 500 рублей.
– Ишь чего захотел!
– взыскательный киоскер возвращает парик на место, подкрашивает губы зеленой помадой, тут же слизывает ее копченым языком и вопит.
– Тебе что, своей памяти не хватает!? Вот потому так и живем, точно оловянный солдатик! Кругом одни склеротики! Дополнительную память всем подавай! Не страна, а сборище недоумков! А еще хотят модернизировать...
В ужасе отшатываюсь от киоска со взыскательным киоскером у руля. Не нужна мне больше дополнительная память.
ВИНСЕНТ И ПОЛЬ
– Ну что, Винсент, думал ли ты, что твой "Портрет доктора Гаше" уйдет с молотка на аукционе "Christie" за 82,5 миллиона долларов?
– Гоген хлопнул друга по плечу и освежил стаканы неизменным "Аbsinthe".
– Конечно нет, откуда я мог знать об этом в 1890-ом?
– Ван Гог пригубил ядреной настойки и на его глазах выступили слезы.
– Это был один из моих последних холстов. Ведь я изваял его за месяц до смерти, такой никчемной и дурацкой, как, впрочем, и вся моя жизнь.
– Да ты что такое несешь!
– Поль рассек ладонью воздух.
– Ты же величайший! Твои работы выставлены в крупнейших музеях мира и украшают частные коллекции, а цены на них и вовсе заоблачные.
– Ну и что? Ты не менее признанный. Но тоже после смерти. А что мы с тобой имели тогда? Долги и презрение родичей, которые потом, после нашего ухода в мир иной, когда наши картины раскрутили, взяли да и обогатились на них за здорово живешь. Где справедливость?
– И Винсент махом осушил бокал с вулканической влагой.