Выстрел на Большой Морской
Шрифт:
Само кладбище с часовней основано в 1771 году и обязано своим появлением чуме. Екатерина командировала в Москву для борьбы с этим бедствием самого Григория Орлова. Люди тогда мёрли, как мухи. Дабы не хоронить их в черте города, граф повелел открыть далеко за заставами, в чистом поле, шесть новых кладбищ. Одно из них и есть Рогожское. Причём разрешение Орлов дал устно! Когда начали под нас копать и мы кинулись в архивы — не нашли на сей счёт никаких бумаг.
Екатерина Великая вообще хорошо относилась к старообрядцам, и при ней Рогожская беглопоповская община сильно укрепилась. Когда в 1812 году в Москву пришли французы, то поставили здесь гарнизон. Пограбили, конечно… Однако священник Иван Матвеевич Ястребов
— Я одного не пойму, Стёп. Вот у вас здесь три храма. Покровский, говорят, чуть не самый большой в Москве. Но ведь в них никогда не дозволялось вести полноценной службы!
— Ты прав, и это самое больное для нас место. По сути, мы имеем не храмы, а лишь часовни. В них служат только заутрени, вечери и часы; литургии же никогда не были разрешены. Особенно много община претерпела при Николае, когда гонения приняли неслыханный доныне размер. Обязаны мы этим Филарету.
— Тому, знаменитому?
— Ему. Митрополит Московский и Коломенский, если помнишь, занимал свою кафедру 46 лет. А у нас оказался свой духовный отец-долгожитель, упомянутый Ястребов. Он был настоятелем всех Рогожских храмов 49 лет! Представляешь? Вот между двумя этими богатырями и шла нескончаемая война.
— Силы-то для войны очень уж различны. Филарет — иерарх официальной церкви, любимец императора, а ваш Ястребов — преследуемый раскольник.
— Вот-вот! Поэтому исход войны — понятно, в чью пользу. В 1835 году храмы закрыли, деятельность общины свели только к одному лишь содержанию богадельни. От вашего МВД выделили особого надсмотрщика, а списки призреваемых должны были подаваться генерал-губернатору ежемесячно. Но заглавная беда была не в том! Ещё в 1827 году, как раз по указке Филарета, Николай запретил всякий переход священников из господствующей церкви в старообрядческую. Понимаешь, что это означало?
— Прежние, уже рукоположенные рогожские священники стали умирать, а новых им на смену нет.
— Точно. Раньше рогожцы сманивали деньгами какого попа из казённой церкви, быстренько его перемазывали и он служил. Теперь же приток прекратился. Через пять лет после указа Ястребов остался чуть ли не единственным беглопоповским священником на всю Москву. Почему секретный Рогожский собор 1832 года решил начать поиск своего архиерея. Который мог бы посвящать верующих из числа мирян а сан церковнослужителей.
— Помню, Благово рассказывал. Ваши искали такого иерарха 14 лет и в конце концов купили бывшего боснийского митрополита Амвросия.
— Правильно. Он поселился в Австро-Венгрии, в местечке Белая Криница. Поэтому нас часто называют «белокриницкой епархией» или «австрийским согласием». Амвросий прожил там недолго: по требованию царя австрийский император засадил его в тюрьму. Однако он успел посвятить себе сменщика. В итоге, в 1850 году в богадельне впервые была тайно отслужена епископом Софронием архиерейская литургия. Ястребов — вот мудрый человек! — признал над собой главенство Амвросия, хотя с его влиянием никакой боснийский перебежчик, конечно, сравниться не мог. Зато это сняло все противоречия. Однако гонения усиливались и в 1856 году, уже при новом императоре, случилось самое страшное: были опечатаны алтари рогожских храмов. Ястребов к тому времени уже помер и признаваемых властями священников не осталось совсем. Вот на этом основании и запечатали… Самое обидное, что через два года преследование новых старообрядческих священнослужителей было отменено, а печати на алтарях висят до сих пор. Службу можно отправлять только в моленных домах. Вот, надеемся на нынешнего государя…
— Я слышал, уже есть вам послабления?
— Как
— Воспользовались, так сказать, случаем?
— Ещё как! Теперь уже во всех трёх храмах установлены временные фанерные алтари и перед ними ведётся служба. А сейчас, поговаривают, правительство хочет просить нашей помощи при охране коронации. Мы, конечно, подсобим, но попросим кой-чего взамен.
За разговорами они незаметно доехали до каменного двухэтажного флигеля, стоящего позади Константиновского корпуса богадельни.
— Здесь. Иди, тебя ждут.
Лыков разделся в сенях и вошёл в большую, богато меблированную комнату. Навстречу ему неспешно встал рослый, осанистый бородач с умным властным взглядом. Миллионщик Арсений Морозов, негласный руководитель Рогожской общины, а значит, и всего беглопоповского толка, не стал протягивать титулярному советнику руки. Весь разговор вёлся стоя и в холодных тонах.
— Товарищ министра внутренних дел Дурново прислал мне экспресс о вашем поручении, господин Лыков. Власть просит нас о привлечении наших прихожан к охранению особы государя в предстоящей коронации. Так?
— Так.
— Мы обещаем выставить пять тысяч отборных людей, трезвого поведения и верноподданнического образа мыслей. Списки уже составлены, назначены сотники и десятские, сейчас мы делим улицы между отрядами. Здесь не будет загвоздки. Меня коробит другое. Одну руку вы протягиваете за помощью, а второй бьёте нас наотмашь. Как это понимать?
— Прошу пояснить вашу мысль, господин Морозов.
— Я имею в виду убийство неизвестными в конце прошлого года мануфактур-советника Крестовникова, и полное бездействие при этом московской полиции. Алексей Константинович — почтенный человек и добрый семьянин, совладелец «Фабрично-торгового товарищества братьев Крестовниковых». Был одним из самых выдающихся деятелей Рогожской общины, моим ближайшим помощником. Благотворитель, библиофил, учился в Германии и Англии. Такие купцы — цвет общества. Двадцатого декабря он был найден у себя в конторе с проломленным виском. Полиция осмотрела — и составила протокол о несчастном случае! Будто бы, Алексей Константиныч убился сам, неловко упав и ударившись головой об камин. Детский лепет! Я приехал в последний момент и заставил пристава переписать протокол, вставив туда фразу о подозрении на убийство. Так на другой день бумага опять была переделана! Несчастный случай и ничего более! Я встречался с обер-полицмейстером, но ничего изменить не сумел. Дело закрыто, убийцы остались безнаказанными. Это возмутительно! Вы — столичный чиновник, занимаетесь коронацией; для здешних недотёп, стало быть, являетесь в некотором роде начальством. Вот и сделайте что-нибудь для восстановления в общине доверия к власти! Тогда нам будет легче помогать вам.
— Были ли в кабинете Крестовникова следы обыска, похищены ли деньги и ценности?
— Сын и вдова покойного заявили, что всё на месте. Даже братья Алексея Константиновича — а это богатые и влиятельные люди — отказались инициировать расследование. Все словно сговорились замалчивать эту очень подозрительную смерть!
— Господин Морозов! Возможно, вы только что сообщили мне весьма важные сведения. Дело в том, что я приехал в Москву не по делам коронации. Она назначена на начало мая, время подготовиться ещё есть. В апреле я приеду снова и останусь у вас безвылазно до самого окончания торжеств. Пока же мы с Павлом Афанасьевичем Благово — полагаю, вы его помните — выполняем секретное августейшее поручение. Мы ищем убийцу Макова.