Выстрел в лицо
Шрифт:
— Поверьте мне, он правда отсюда.
— Не уверен, что это одно и то же, — заметил Брунетти.
— В смысле? — не понял майор.
— Верить вам и доверять сведениям, которые вы сообщаете, — объяснил Брунетти.
Maggiore обдумал его фразу.
— Однажды этот человек был в Тессере, и ему позвонили по telefonino, как раз в тот момент, когда они с нашим информатором входили в офис. Он вышел поговорить в коридор, но дверь прикрыть забыл. Своему собеседнику он объяснял дорогу: велел свернуть на Первое шоссе возле указателя на Сан-Маркуоле и позвонить, когда доберется, —
— Он точно расслышал, что речь шла о Сан-Маркуоле? — уточнил Брунетти.
— Да, — ответил Гуарино и, взглянув на Брунетти, улыбнулся снова. — Давайте прекратим петушиться, а? Думаю, нам стоит начать все сначала. — Он выпрямился в кресле. — Меня зовут Филиппо. — Это было предложение о перемирии, и Брунетти не стал его отвергать.
— А покойного как звали? — Брунетти упорно гнул свое.
— Ранцато, — не мешкая ответил майор. — Стефано Ранцато.
Он потратил несколько минут на подробный рассказ о том, как Ранцато из бизнесмена превратился в преступника, а затем в полицейского информатора. И в конце концов в труп.
— Так что было в тех грузовиках? — спросил Брунетти, словно забыв, что уже задавал этот вопрос Maggiore, так и не получив ответа.
Настал момент истины — или Гуарино скажет ему правду, или нет. Брунетти было крайне любопытно, какой же путь изберет майор.
— Он этого не знал, — ответил Гуарино и, заметив выражение лица Брунетти, поспешил добавить: — Во всяком случае, мне он так говорил. Ему никогда не сообщали, что в грузовиках, и водители тоже об этом не распространялись. Ему звонили, и он отправлял грузовики куда было велено. Всегда с накладными на руках. Стефано говорил, что довольно часто эти перевозки выглядели вполне невинно: например, отогнать грузовик с фабрики к железнодорожной станции или из склада в Триест или Геную. В те времена он без этих заказов не выжил бы — а все потому, что не вносил их в отчеты.
У Брунетти сложилось впечатление, что Гуарино готов хоть еще сто лет сидеть и обсуждать бизнес погибшего.
— И все равно это не объясняет, зачем вы сюда приехали, — заметил Брунетти.
— Да уж, в такую даль и неизвестно зачем, — уныло откликнулся Гуарино.
— Ну, если вы сообщите что-нибудь более конкретное, возможно, у нас получится вам помочь, — предположил Брунетти.
— Я работаю на Патту, — устало сказал Гуарино и пояснил: — Иногда мне кажется, что все вокруг работают на Патту. До сегодняшнего дня я и имени его не слыхал, но при встрече сразу же узнал. Он мой начальник, и большая часть моих прежних начальников тоже были им. Просто так вышло, что вашего шефа зовут Паттой.
— У меня была парочка начальников, которых звали иначе, — ответил Брунетти. — Впрочем, по сути они тоже были паттами.
Улыбка Гуарино немного разрядила атмосферу.
Обрадовавшись, что Брунетти его понял, Гуарино продолжил:
— Мой шеф — мой патта — послал меня, чтобы я нашел человека, которому звонили из офиса Ранцато.
— Он что, надеялся, что вы приедете в Сан-Маркуолу, встанете посередь города, будете выкрикивать имя Ранцато и смотреть, не примет ли кто-нибудь виноватый вид?
— Нет, — без намека на улыбку ответил Гуарино и потянул себя за мочку уха. — Понимаете, среди моих ребят нет ни одного венецианца. — Брунетти удивленно уставился на него, и Гуарино
— Вы не знаете, где найти то, что вас интересует, — отметил Брунетти, протягивая в его сторону ладонь, — а я не знаю, что было в тех грузовиках, — он поместил рядом с первой ладонью вторую и покачал ими, словно чашами весов, вверх-вниз.
Гуарино наградил его спокойным взглядом.
— Мне не разрешено обсуждать это с вами, — сообщил он.
Воодушевившись его честностью, Брунетти решил сменить тему.
— А с его родными вы разговаривали?
— Нет. Жена совершенно разбита горем. Парень, который с ней разговаривал, вполне уверен, что она не притворяется. Она понятия не имела о делах мужа, так же, как и сын и дочь — она вообще дома появляется два-три раза в год. — Дав Брунетти возможность переварить информацию, он добавил: — Ранцато и сам говорил мне, что держит все от родных в секрете. И я ему поверил. Я и сейчас в это верю.
— Когда вы с ним говорили? В последний раз, я имею в виду.
— За день до его смерти, — прямо посмотрел на него майор. — До убийства.
— И?
— И он сказал, что выходит из игры. Что уже достаточно всего нам сообщил и больше не желает этим заниматься.
— Судя по тому, что сказали мне вы, — тихо заметил Брунетти, — не так-то уж много он вам и сообщил. — Гуарино притворился глухим, и Брунетти решил подколоть его еще разок: — Как и вы — не так уж и много я от вас узнал.
И вновь майор проигнорировал его слова.
— Как по-вашему, он в тот день нервничал? — задал новый вопрос Брунетти.
— Не больше обычного, — спокойно ответил Гуарино. — Он вообще храбростью не отличался, — нехотя добавил он.
— Мало кто из нас может этим похвастаться, — заметил Брунетти.
Майор взглянул на него и пожал плечами:
— Ничего по этому поводу сказать не могу. Ранцато точно был скорее робкого десятка.
— Да, собственно, и с чего бы ему быть храбрым? — обиделся за покойного принципиальный Брунетти. — У него же в голове была полная каша: начал с подделки документов, потом вынужденно занялся нелегальными перевозками, за что его сцапала финансовая гвардия и передала карабинерии, — а уж вы-то попросту толкнули его на опасную дорожку. Тут уж храбрись не храбрись — все равно будешь пешкой в чужой игре.
— Вы, похоже, здорово к нему прониклись, — сказал Гуарино, и в его устах это прозвучало как обвинение.
На этот раз пришел черед Брунетти пожать плечами и промолчать.
4
Раздосадованный молчаливым осуждением Брунетти, Гуарино снова заговорил:
— Я же вам уже сказал — мне запретили сообщать вам какие бы то ни было сведения, касающиеся перевозимого груза, — сказал он резко.
Брунетти с трудом удержался от едкого замечания и демонстративно стал смотреть в окно. Какое-то время в кабинете царила тишина. Гуарино даже не пытался ее нарушить.