Выстрел в переулке
Шрифт:
— Однако, — начал я, но Гончаров перебил меня:
— Кепка не упала. Ее подбросили. Подбросили умышленно, недалеко от места преступления, рассчитывая, и правильно рассчитывая, что кто-нибудь ее поднимет и отнесет в милицию. Этого намерения у преступника раньше, возможно, и не было, но когда он увидел бегущего милиционера, услышал выстрелы, то он понял, что машина замечена, и решил, что номер ее установлен. А коли так, он сделал все, чтобы усилить подозрение, падающее на шофера. Хитрый, хладнокровный мерзавец! Убийца был одет в черную кожаную куртку, потому что маскировался под шофера, и своей цели достиг.
— С ними трудно не согласиться. Вы очень четко сформулировали и мои сомнения, и все же надо тщательно проверить. Одно бесспорно, — продолжала Вера Анатольевна, мы не вправе придерживаться формального метода в оценке фактов. Против Савушкина действительно много улик. И если мы не задумаемся над тем, как они возникли, станем их рассматривать изолированно друг от друга, получается какая-то бессмыслица.
— Верно! — воскликнул Гончаром. — Вот вам, товарищ писатель, и теоретическое обоснование моего вывода. Именно потому, что против Савушкина так много улик, именно потому, что Савушкин с первого взгляда кажется изобличенным, эти улики приобретают новое качество и обнаруживают нарочитость и подтасованность. Однако, — продолжал он, — работы впереди у нас действительно много. Только бы выйти из тупика.
— Попрошу вас, товарищ капитан, — обратилась Коваленко к Дроздову, — распорядитесь, чтобы сюда доставили Савушкина, и выясните, пожалуйста, почему так долго нет заведующего столовой Никитина.
— Ему уже три раза звонили, — ответил Дроздов, — отвечают, ушел с работы утром и никто не знает, где он сейчас.
— Ему известно, что мы его ждем?
— Конечно. Я сам с ним говорил, он обещал быть у нас к двенадцати часам.
— Безобразие! — недовольно заметил Гончаров.
Дроздов вышел из комнаты, тут же вернулся в неожиданно предложил:
— Товарищи, давайте сделаем маленький перерыв. Подкрепимся немного.
С помощью Зайцевой Дроздов припое тарелки с бутербродами, большой алюминиевый чайник, стаканы с блюдцами, сахар и печенье.
— Угощайтесь, — гостеприимно пригласил он. — Когда еще домой попадете!
За полчаса все было съедено, посуда убрана, и в кабинет ввели Савушкина. Он вошел угрюмый, насупленный.
— Идите сюда, Савушкнн, — добродушно, как старого знакомого, подозвала его Коваленко, — садитесь здесь, поближе к нам. Вот так. Ну, а теперь расскажите, что все-таки у вас стряслось?
— Ничего не стряслось, — тоскливо ответил Савушкин. Искоса поглядел на Коваленко и опустил голову.
— Где же вы потеряли кепку? — спросил Гончаров.
— Не знаю. Ничего не знаю. Только никого я не убивал, и в мыслях у меня такого не было.
— Вы говорите, что не убивали. Допустим. Но человек убит, и убийца был одет в кожаную черную куртку.
— Я своей куртки никому не давал.
— Возможно, но стрелял человек, одетый, как вы, в черную кожаную куртку.
— Не
— Вы утверждаете, что ни в кого не стреляли, но ведь кто-то стрелял. И этот кто-то был на вашей машине. Может быть, вы ее кому-нибудь давали, одолжили на время? А, Савушкин?
Савушкин широко раскрытыми глазами смотрел на следователя. Видимо, какие-то неожиданные мысли возникли у него. Еще не вполне осознанное подозрение, смутная тревога овладели всем его существом.
— Я никому машину не давал, — едва внятно произнес он.
В этом чуть слышном ответе» можно было уловить что-то новое не столько в смысле произнесенных слов, сколько в интонации.
— Значит, кто-то мог пользоваться машиной без вашего позволения, — И внезапно: — Кто эта рыжая бабенка, в завитушках, которую вы возили вчера?
Савушкин в изумлении уставился на майора.
— Ну, говорите, кто она такая?
— Не знаю.
— Вы ее раньше когда-нибудь видели?
— Нет.
— Откуда же она взялась? Ну, что вы молчите?
— Так это же совсем другое дело.
— Вы рассказывайте, а мы уже сами разберемся, другое это дело или то же самое.
И тут Савушкин, заикаясь, отрывисто, несвязно стал рассказывать:
— Дело такое… Выехал я из гаража. Заправил машину у бензоколонки. Поехал. Думал к тетке в Клин съездить. Свободного времени много… У Кировских ворот на перекрестке у светофора машина задержалась. Подбегает ко мне мужчина и говорит: «Двадцатка в зубы, вези за город, быстро». Смотрю, рядом с ним эта самая, в завитушках. И я, товарищ начальник, согласился их везти. Что виноват, то виноват, государственная машина. Не имел никакого такого права.
— Ладно, ладно, рассказывайте дальше.
Савушкин поднял голову, провел языком по сохнувшим губам и попросил воды. Коваленко налила из графина и подала ему. Он жадно отпил несколько глотков.
— Посадил я их в машину п погнал через Комсомольскую площадь, прямо в Сокольники. На Красносельской они попросили остановиться у магазина. Купили вина, закуски, поехали дальше. Выехали в лес. Выбрали место поукромнее, вышли из машины. Стали пить, закусывать. Поднесли мне. Отказывать неудобно. Выпил два раза по двести. В общем, конечно, не имел права. На работе. Но организм у меня крепкий, не хмелею, а тут что-то мне стало не по нутру. Враз опьянел. Все поплыло в глазах, почувствовал слабость, прилег на траву, и больше ничего не помню. — Савушкин допил стакан и сказал: — Все, товарищ начальник.
— Как все? — спросил Гончаров. — А куда же эта парочка делась?
Савушкин глубоко вздохнул и, как бы решившись открыть последнюю тайну, продолжал:
— Проснулся под вечер, шел сильный дождь, весь промок, тошнит, голова вот-вот развалится. Сейчас тоже трещит. Глянул вокруг — парочки нет. Смотрю, машина на месте, проверил, целы ли права. Порядок. А на сиденье у меня лежит тридцать рублей. Видать, решили на десятку больше дать. Вот и все.
— Когда вы заметили пробоину в машине?